Переулок Мидак
Шрифт:
— Есть ещё и чиновники. Спросите меня. Я знаю всё о правительстве, чиновниках, их рангах и жалованьях. Это же моя профессия, госпожа!
С невероятной радостью, к которой примешивалось удивление, госпожа Сания сказала:
— Значит, он настоящий эфенди!
— Да, эфенди, господин в пиджаке, брюках, ботинках, а также феске!
— Да возвысит вас Аллах, госпожа Умм Хамида!
— Я подбираю хорошим людям хорошие партии, и знаю цену каждому. И если бы его ранг был ниже девятого, мой выбор на нём вовсе бы не остановился.
Госпожа Сания вопросительно пробормотала:
—
— В правительстве свои ранги, и у каждого служащего он свой. Девятый ранг — один из них. Однако это тоже ранг, и не все ранги одинаковы, моя госпожа!
Со сверкающими от радости глазами госпожа Сания сказала:
— Вы и правда моя любимая и дорогая подруга!
Голосом, выдающим собственный триумф и уверенность, Умм Хамида продолжала:
— Он сидит за большим столом, над головой его грудой лежат папки и бумаги до самого потолка, ему постоянно приносят и уносят кофе, посетители то просят его о чём-то, то спрашивают, а он то прогоняет криками одного, то бранит другого, полицейские приветствуют его, а офицеры выказывают уважение.
Госпожа Сания улыбнулась, и глазах её мелькнуло мечтательное выражение. Умм Хамида же продолжала говорить:
— Жалованье у него десять фунтов, ни миллима меньше!
Госпожа Сания с трудом верила, и набрав воздуха в лёгкие, произнесла:
— Десять фунтов!
Её собеседница изобразила простушку:
— И это всего лишь малая толика из всего: государственный чиновник получает не одно только жалованье; своей высокой квалификацией да ловкостью можно удвоить заработок, и не забывайте надбавку на дороговизну жизни, доплату на свадьбу, доплату на детей.
Госпожа Сания издала нервный смешок и воскликнула:
— Да помилует вас Аллах, Умм Хамида. Куда же мне ещё и детей-то?!
— Господь наш способен на всякое.
— И мы хвалим Его и благодарим за милость к нам в любом случае.
— А вот что касается его возраста, то ему тридцать лет.
Тут дама воскликнула так, словно не веря своим ушам:
— Господи!… Я старше его на десять лет!
От Умм Хамиды не скрылось, что она пытается скрыть свой настоящий возраст ещё на десять лет, однако тоном упрёка возразила:
— Но вы всё так же молоды, госпожа Сания!… И при том я всего-навсего откровенно рассказала ему, что вам лет сорок, и он с радостью согласился.
— Он и впрямь был доволен?!… Как его имя?!
— Ахмад Эфенди Талаба из жителей Харнафиша. Он сын Хаджи Талаба Исы, владельца бакалейной лавки на улице Умм Галам, из хорошей семьи, восходящей своими корнями аж к самому святому Хусейну, внуку Пророка.
— И правда, хорошая семья. Но и я тоже благородных кровей, как вам известно, госпожа Умм Хамида.
— Я знаю это, дорогая моя. Он придерживается норм благонравия, иначе бы давно уже женился бы. Он презирает современных девушек и упрекает их в недостаточной скромности. Но как только я рассказала ему о вас, ваших нравственных качествах и благопристойности, и сказала ему, что вы — дама благородная и обеспеченная, он обрадовался так, что и представить себе нельзя, и ответил, что только такую жену себе и желает. Однако он попросил меня об одной вещи, которая, разумеется, не выходит за рамки приличий — увидеть вашу фотографию!
Тощее лицо собеседницы покрылось румянцем и она со страхом в голосе сказала:
— Боже, я не фотографировалась уже так давно.
— А есть ли у вас какая-нибудь старая фотография?
Госпожа кивнула в сторону фотографии, стоявшей на тумбочке посреди комнаты, не проронив ни слова. Умм Хамида наклонилась к ней и взяла в руки, рассматривая изучающим взглядом. Фотография была сделана лет шесть назад, и владелица её в те времена была в полном расцвете жизненных сил. Женщина перевела взгляд с фотографии на оригинал, затем решительно произнесла:
— Точь-в-точь как подлинник, будто сделана только вчера.
Голос дамы задрожал:
— Да украсит Аллах ваш мир.
Умм Хамида положила фотографию в рамке себе в карман и зажгла ещё одну сигарету, которую ей предложила собеседница. Затем спокойным голосом сказала:
— Мы довольно долго беседовали. Вы узнали о том, на что он надеется.
Тут только госпожа Сания впервые посмотрела на неё с опаской и стала ждать, что же она скажет дальше, но когда молчание затянулось, на губах её появилась тусклая улыбка, и она спросила:
— Интересно, на что он надеется?
Она и впрямь не знает этого или полагает, что он мечтает на ней жениться только из-за её красивых глаз?
Умм Хамида рассердилась, однако неспешно и тихо произнесла:
— Полагаю, вы и сами можете обеспечить себя приданым?
Госпожа Сания поняла с первого же мига что он имела в виду: этот мужчина не желает выплачивать калым, и нет сомнений в том, что он возлагает на неё саму всё бремя подготовки приданого. Это не было скрыто от неё с самого начала — с тех пор, как её охватило желание выйти замуж. Умм Хамида изначально намекала ей на это в ходе беседы, но госпожа Сания и не думала возражать. Тоном, указывающим на капитуляцию, она сказала:
— Господь нам в помощь.
Умм Хамида улыбнулась в ответ:
— Попросим у Аллаха счастья и удачи.
Умм Хамида поднялась с места, желая удалиться, и обе женщины заключили друг друга в тёплые объятия. Госпожа Сания проводила её до входной двери, и встала, прощаясь, опираясь на перила лестницы, а Умм Хамида спустилась в свою квартиру. Прежде чем она скрылась из виду, госпожа Сания крикнула:
— До свидания и большое спасибо. Поцелуйте от меня Хамиду.
Затем она вернулась к себе с помолодевшим, как у юной девушки сердцем, воскрешённая к жизни новой надеждой, и села, вспоминая слово за словом и фразу за фразой всё, что только что говорила ей мать Хамиды. Госпожа Сания была жадной, но это не та жадность, что была камнем преткновения на пути к собственному счастью. Деньги давно уже составляли ей компанию в одиночестве, и не важно, хранились ли они в банковском сейфе, или она любовалась на новые чудесные пачки в своей шкатулке из слоновьей кости. Ни то, ни другое не могло заменить ей того важного человека, который станет, с позволения Аллаха, её супругом. Но понравится ли ему её фотография?…