Переулок Солнца
Шрифт:
На конце балки неожиданно появилась Биджа. Луна отбросила ее гигантскую тень на полуобвалившуюся стену, где над раковиной сияли кастрюли Нунции. Шерсть у Биджи встала дыбом, она осторожно двинулась медленно дальше, готовая каждую минуту пуститься наутек.
Внимательно оглядев красный фонарь, повешенный на балку, торчащую из развалин, она мяукнула и пошла обратно. Немного спустя серая тень кошки появилась этажом ниже, Биджа сделала прыжок, прошла еще немного, остановилась перед каким-то углублением между камнями и обломками дерева и, наконец, свернулась на облюбованном местечке, где нашла что-то
Тут и нашла ее Грациелла.
Возвращаясь на заре домой, Рыжая еще издали услышала вой сирен и увидела, что весь переулок залит светом фар. Она остановилась и словно оцепенела, пораженная страшным предчувствием.
На пустыре возле канала, где она стояла, лежали еще густые тени. Мимо, не замечая ее, проходили люди, рассказывая друг другу о катастрофе в Переулке Солнца. Белая как мел, словно деревянная, Рыжая безучастно слушала обрывки разговоров о трагическом событии.
В доме номер одиннадцать четверо были убиты и трое ранены.
Все утро Рыжая бесцельно, как автомат, бродила по городу и только около полудня пришла в больницу, чтобы навестить своих друзей — мертвых и раненых.
У нее не хватило духу поднять простыни, закрывавшие трупы. Она и так их узнала. Учитель, Нерина, Саверио, Зораида.
Охваченная отчаянием, девушка побежала искать среди раненых Нунцию, уверенная, что только она способна ее утешить. Всегда, что бы ни случилось, у Нунции голова была на месте, и она не падала духом даже в самые трудные минуты. Но та Нунция, которую она увидела, была совсем другая — суровая, неподвижная и кажущаяся очень длинной на маленькой белой кроватке. У ее изголовья рыдала Вьоланте. Из бинтов, закрывавших все лицо старой прачки, виден был только один глаз. Было страшно смотреть на него — огромный, остекленевший, полный ужаса.
Зато Йетта, поминутно охая, оживленно болтала- с соседками по палате. Когда Рыжая тихо остановилась на пороге, она услышала ее голос.
— Если бы не собака, — говорила Йетта, — мы бы там все остались. Она все время скулила, прямо никому спать не давала. Не выдержала я, вышла, стучусь к Анжилену. «Это хорошо, — говорю, — что вы можете спать как убитый. Не слышите, что у вас собака делает? Покормить вы ее забыли, что ли?»
Прислонившись к дверному косяку, Грациелла слушала затаив дыхание.
— «Нет», — говорит. «Тогда, — говорю, — пустите ее погулять, значит ей нужно». Тут и Зораида вышла, говорит, тоже спать не может. Ну, Анжилен открыл дверь, а собака как выскочит!
Сквозь слезы, застилавшие глаза, Грациелла видела двор в неверном свете зари, Зораиду в ее ночной рубашке, Анжилена, который, не переставая, брюзжит, Йетту, бесстыдно щеголявшую в черной сорочке.
— …Выскочил и ну выть, долго так, жалобно, как перед покойником! — продолжала между тем Йетта. — У меня мурашки по спине, как вспомню. Боже, думаю, неужто умер кто? Смотрю, Анжилен бросился за собакой, я за ним, почему — и сама не знаю. Только под ворота вбежали, как загремит! Знаете вроде как кто-нибудь с грохотом по деревянной лестнице сбегает. Только гораздо сильнее. Поворачиваюсь, смотрю: Зораида стоит у двери и смотрит наверх. Потом, ка-ак грохнет! Мне что-то вот сюда, в грудь стукнуло, и я отлетела. Только
Грациелла повернулась и раньше, чем Йетта успела ее заметить, на цыпочках вышла в коридор. Она как помешанная бродила по бесконечным коридорам больницы, пока не наткнулась на палату, где лежал Анжилен, которого не сразу узнала, потому что он был весь забинтован. Но старик, не спускавший глаз с двери, словно поджидая кого-то, сейчас же позвал ее.
— Рыжая! — крикнул он и заплакал.
Когда девушка подошла к его кровати, он схватил ее за руки и впился в нее испуганными глазами, в которых застыл вопрос.
— Что с остальными? — прошептал он. — А собака? Где собака?
Он всхлипывал, как ребенок. Наконец вмешалась дежурившая в палате санитарка.
— Вам нужен покой, — сказала она с мягким упреком. — Если вы будете так волноваться, мы никого больше к вам не пустим.
Вошла сестра и попросила Грациеллу уйти, чтобы не волновать больного.
— Поищи Томмазо, Рыжая! — говорил старик. — Найди и позаботься о нем несколько дней. Я очень тебя прошу. И куда он мог деваться? Ведь он был уже на улице, когда обвалилось…
— Да, да, конечно, — повторяла сестра, подталкивая Рыжую к двери. — Будьте спокойны и не думайте о собаке.
— Сколько погибло? — вдруг спросил Анжилен.
— Четверо умерли, а трое ранены, — проговорила Грациелла. — Остальные живы — кого дома не было, и кто спал в той части, которая уцелела.
— Известно, почему обвалился дом? — сама не замечая того, что говорит громко, спросила сестра.
Анжилен услышал.
— Ветхость, — быстро ответил он, с удовольствием произнося это слово. — Ветхий был, вот и завалился.
Рыжая невольно улыбнулась, радуясь, что Анжилен пришел в себя после нервного потрясения.
В переулок Грациелла пришла уже под вечер. Толпа любопытных плотным кольцом окружала место происшествия, а в воздухе еще стояла пыль. Всегда темные дома были словно напудрены, и весь переулок наполнил какой-то необычный свет, свет, которого никогда раньше не видели, как будто солнце вдруг отыскало проход среди стен старых домов.
Рыжая бросилась в самую давку, и ей удалось пробиться до солдат и полицейских, оцепивших место происшествия и никого не пропускавших.
— Я тут живу, мне нужно домой, — говорила она.
— Сейчас невозможно, — ответил полицейский. — Есть ненадежные стены, их обрушивают.
— Но мне необходимо пройти. Я потеряла собаку.
— Скажи на милость! Нашла время искать собаку.
— Том! — что силы закричала Рыжая. — Том! Томмазо!.
— У Маргериты собака-то, — донесся из окна чей-то голос. И в ту же минуту на пороге кабачка с лаем появился Томмазо.
Тогда Рыжая бросилась между двумя солдатами, которые от неожиданности расступились, и очутилась в переулке. В два прыжка она домчалась до дверей кабачка, качнулась и подхватила на руки собаку, которая, визжа, облизывала ей лицо.