Перевал в середине пути. Как преодолеть кризис среднего возраста и найти новый смысл жизни

Холлис Джеймс

Можно не сомневаться, что нам придется иметь дело со своим нарциссическим ребенком, своим ревнивым ребенком и своим капризным ребенком, чье существование часто проявляется в душевном смятении и полной растерянности. Но часто мы просто забываем о свободе, поразительной наивности и даже о наслаждении, которые ощущает человек в беззаботный период своей жизни. Одно из самых тяжелых переживаний среднего возраста – ощущение безрадостности и тщетности всех усилий, которое создает повседневная рутина. И, откровенно говоря, тот свободный ребенок, который живет внутри каждого из нас, редко встречает теплый прием в офисе и, возможно, даже в браке.

Поэтому, прежде всего, если мы приняли решение исцелиться самостоятельно, то должны задаться вопросом, чего хочет наш спонтанный, здоровый ребенок. Для некоторых из нас подобная

встреча со своим свободным ребенком пройдет гладко, для других – потребует тяжелой работы, в зависимости от того, как глубоко окажется погребена эта отринутая сущность. Переживая кризис среднего возраста, Юнг приходил на берег Цюрихского озера и играл, как ребенок. Он строил песчаные замки и пещеры и раскладывал камни в виде фигурок людей и животных, имеющих самые причудливые формы, побуждая свой глубокий интеллект и интуицию вступать в контакт с самыми затаенными уголками своей души [104] . Своим соседям Юнг мог бы показаться сумасшедшим, но он знал, что когда люди оказываются в затруднительном положении, им следует искать спасения у себя внутри. Не имея возможности достучаться до своего свободного ребенка сознательно, человек станет пробиваться к нему бессознательно, зачастую круша все на своем пути. Есть разница между по-детски искренним человеком, установившим контакт со своим внутренним ребенком, и впадшим в детство, неразвитым, незрелым человеком.

104

Memories, Dreams, Reflections, p. 170 ff.

Достигнув среднего возраста, мы, наконец, должны спросить этого внутреннего ребенка, чего ему не хватает, в чем он нуждается. Процесс формирования эго-структуры на стадии первой взрослости оставил за кормой «естественный» взгляд на мир, а вместе с ним – и многие наши способности, таланты, интересы и проявления энтузиазма. Поощряется узкая специализация – не только на работе, но и в личных отношениях. Оставшийся в прошлом талант может помочь нам исцелиться, если прорвется из глубины на поверхность и найдет себе применение. Если представить себе самость в образе калейдоскопа, малейший поворот которого ведет к смене узора, то мы способны прожить лишь небольшую часть из всех возможных узоров, коих может быть великое множество. Подобная незавершенность является частью трагедии существования, но чем больше разнообразие жизни, тем богаче она становится.

Мы уже отмечали, как часто в среднем возрасте на пути бурного потока чувств возникает преграда в виде депрессии или скуки. Это на самом деле говорит о том, что наш психофизиологический субстрат имеет слишком узкие проводящие каналы, которые легко могут забиться и утратить проходимость. Где возможна игра, там есть жизненная сила. Почему в кинофильмах так много романтических сцен, в которых влюбленные, словно дети, раскачиваются на качелях в парке или барахтаются в пене прибоя? В таком стереотипном поведении тоже есть своя истина. Мотивация зарождающихся романтических отношений лежит в потребности восстановить связь со своим свободным внутренним ребенком.

В процессе перехода через Перевал появляется возможность задать встречный вопрос: «Что могло бы ублажить моего внутреннего ребенка?» Вернитесь в прошлое и возьмите уроки музыки или изобразительного искусства: на ваши таланты наложено проклятье, поэтому снова научитесь играть. Мой друг, который много беседовал с пенсионерами, однажды сказал, что ни разу не слышал от них пожелания больше работать. Мы можем выполнять свои социальные обязанности и на работе, и в отношениях с людьми, но при этом у нас должно оставаться время на своего покинутого ребенка.

Страстная жизнь

Когда Джозефа Кэмпбелла спрашивали о том, как следует жить, он любил повторять: «Следуйте за своим счастьем» [105] . Он понимал, что большую часть времени мы живем под диктатом родителей и своей культуры, теряя в процессе жизни лучшие черты собственной индивидуальности. Некоторые из нас, слыша про «счастье», недоумевают, считая, что речь идет о нарциссизме или о каком-то фантастическом путешествии, наподобие космического полета. Я понимаю

слова Кэмпбелла иначе: по-моему, речь здесь идет о душевном странствии, включающем все необходимые для этого страдания и жертвы. Я склонен несколько перефразировать мысль Кэмпбелла и выразить ее так: «Следуйте своей страсти».

105

См., например: This Business of the Gods, p. 104–108.

Страсть – это то, что подпитывает нас, и, как и наше профессиональное призвание, она – скорее веление, чем выбор. Скульптору Генри Муру, которому исполнилось девяносто лет, задали вопрос, как ему удается по-прежнему вести столь разнообразную и насыщенную жизнь, на что тот ответил, что внутри него живет такая сильная страсть, которая никогда не истощается [106] . По той же причине Йетс продолжал писать стихи, находясь уже на смертном одре. В стихотворении, написанном незадолго перед смертью, он назвал себя «старым диким шутником» [107] . А греческий писатель Казандзакис дал такой совет: «Не оставляйте смерти ничего, за исключением горстки костей» [108] . Я цитирую здесь писателей и поэтов не только потому, что они оставили свои мысли на бумаге, но прежде всего потому, что художник все время горит в огне своего творчества. Каждый человек, который пытался всерьез заниматься творчеством, знает, насколько тяжел этот труд, с какими страданиями он сопряжен и, вместе с тем, какое ощущение удовлетворения приносит и сам творческий процесс, и его завершение.

106

Roger Berthold, The Life of Henry Moore, p. 420.

107

The Collected Poems of W.B. Yeats, p. 307.

108

The Savoirs of God, p. 102.

В среднем возрасте для нас открывается возможность найти предмет своих страстных устремлений. Возникает неумолимое желание найти то, что погружает нас в глубины жизни и нашей природы, и этот поиск вызывает болезненные переживания, которые способствуют нашей трансформации.

Подобно людям, верующим в переселение душ, мы можем вернуться из подобных поисков обновленными и получить новый шанс реализовать свои возможности, но все равно это уже будет совершенно иная жизнь, не та, что до этого. Наше призвание заключается в том, чтобы прожить свою жизнь максимально полно. Мы не должны приближать смерть и, беспомощно запинаясь и стыдясь, хныкать о невозвратном прошлом. Если мы родились, чтобы реализовать себя как полноценную личность, то надо твердо сказать: это время пришло.

Чтобы найти свою страсть и отдаться ей, незачем срываться с насиженного места, как, например, поступил Гоген, переехавший на Таити, ибо есть понятие долга, есть люди, чья жизнь в той или иной мере зависит от наших решений, а также и другие аргументы за то, чтобы не отказываться от принятых на себя моральных обязательств. И все же мы обязаны жить своей страстью, как бы ни казалась нам наша жизнь банальной и временной, с надеждой, что в один прекрасный день все станет абсолютно ясным, а выбор – чрезвычайно легким. Жизнь редко бывает простой и ясной; столь же нелегким оказывается и выбор, который предопределяет и преобразует нашу жизнь.

Страх погрузиться в собственные глубины – это наш враг. Мы волнуемся, что нам чего-то не разрешат? В среднем возрасте все разрешения отменяются, в них больше нет необходимости. Врагом является только страх и ничто иное. Но если нас пугают собственные глубины, возможные проявления страсти, то тогда нам в еще большей степени следует бояться своей непрожитой жизни.

Вот некоторые важные аксиомы:

1. Жизнь без страсти – это жизнь без глубины.

2. Страсть, хотя она и представляет опасность для порядка, предсказуемости, а иногда и душевного здоровья, свидетельствует о наличии жизненной силы.