Перевертыш
Шрифт:
— Принято…
Через пару секунд в тупичке появились пятеро патрульных со штурмгеверами из резервной группы. Короткая очередь издали, над головами, и подозрительные парни явно призывного возраста, толкающиеся в уголке тупичка, предпочли поднять повыше руки.
А обстановка в бордельчике, похоже стабилизировалась. Выстрелов и криков оттуда уже было не слышно. Выпавший в окно солдат поднялся на ноги, отряхиваясь и ощупывая себя на предмет переломов, подобрал штурмгевер и нехотя побрел обратно.
— Посмотри, что я нашел, — попросил Пан, заметив, что общая обстановка на улице остается под полным контролем комендантских.
Успенский
— Чертовщина какая-то, — признался он, — ничего не понимаю, что это за штука. Ну, да ладно, у капитана разберутся…
В этот момент на улице появились где-то конфискованные на время пять автобусов, в которые начали сажать задержанных на улице вооруженных мужчин, следом за ними выводимых из бара посетителей, официанток, бармена, хозяина заведения. Потом пришла очередь клиентов борделя, их оказалось на удивление много, трое молодых мужчин, двое постарше, ближе к сорока годам, и еще трое совсем уж немолодых, седых и представительных, хорошо одетых. Следом за ними, в другой автобус завели уже знакомых Пану и Успенскому двух брюнеток, блондинку и рыженькую девицу, а потом — уже отправив автобусы, из дверей борделя вывели окольцованную наручниками «мамочку». Её усадили в открытый «додж» местного производства с конвоем из двух патрульных. Последней на пороге заведения появилась мулаточка, почти полностью прикрытая внушительными фигурами двух солдат, ведущих её под скованные руки. Пан обратил внимание, что по сравнению с «мамочкой» руки Шаки были скованы сзади. «Что ж это её так по серьезному? Сопротивление, что ли, оказала?» — успел подумать Пан. Мулатку начали пристраивать в «козлик» капитана Мишина, вернее, в очень похожую на его машину, когда Пан неожиданно высказал сомнение:
— Вещий, спроси у Медведя, больше никого там не осталось?
— Медведь, здесь Вещий, кто остался еще в борделе? — исполнил просьбу товарища Успенский.
— Три уборщицы, — ответил капитан, — сейчас и их выведут. В чем вопрос?
Успенский выразительно посмотрел на Пана.
— Не похожа, — коротко сказал Пан. — Та, но не похожа.
— Сомнения в мулатке, — «перевел» Успенский, — еще такие же есть?
— Остальные не в том возрасте, — ответил капитан. — Разберемся на месте, в комендатуре. У вас что-то еще есть?
— Есть, конечно, — вздохнул Успенский. — Но лучше бы вам самому посмотреть…
— Ждите, — недовольно буркнул в рацию Медведь.
В ожидании капитана Мишина Пан и Успенский успели заскучать. Впрочем, они хорошо понимали, что сейчас у капитана начинаются самые веселые и бестолковые для общего дела часы, часы согласования огромного количества вопросов и подписания несчетного количества бумаг после завершения активной стадии операции. Причем большинство вопросов возникало на пустом месте и требовало почему-то незамедлительного решения именно руководителем и ответственным за операцию лицом.
Вообщем, прошло почти сорок минут томительного в своей ненужности и бестолковости ожидания, прежде, чем штурмовики услышали внятные ругательства и звук шагов в подъезде. За прошедшее время Пан и Успенский проверили все лежащие у глухой стороны чердака коробки, в самом деле оказавшиеся не только пустыми, но и чистыми, будто протертыми влажной тряпкой за полчаса
Как поплавок из-под воды, из чердачного люка показалась голова капитана Мишина.
— Вам как сюда, братцы, подымалось? — первым делом осведомился капитан. — А то меня что-то будто пугало на лестнице…
— Было такое, товарищ капитан, — отозвался Пан. — И у меня, и вот у товарища старшего сержанта. Только на чердаке таких ощущений нет.
— И правда… — капитан поднялся под крышу полностью и на пару секунд замер, прислушиваясь к собственным ощущениям. — Ладно, это потом, что у вас тут такого, что непременно меня звать понадобилось?
— Вот, — Успенский указал на нарост. — Пан приметил.
Капитан поглядел, ощупал странный предмет, а потом решил:
— А ну, его — здесь колупаться, скоро уже стемнеет, а мы еще по городу шляемся, вместо того, что бы предварительные протоколы читать и с главными подозреваемыми беседовать. Пришлю сюда пару человек, вырежут вместе со стенкой, разбираться уже в комендатуре будем. А пока, скажи-ка, Пан, что ты за кипеж поднял со своей мулаткой?
— Не похожа она на себя была, товарищ капитан, — ответил Пан. — Может, с перепугу от задержания, может, еще почему, но я бы её просто так на улице не признал.
— И чем таким отличалась? — вцепился в него Мишин.
— Не знаю, — честно ответил Пан. — Сам понять не могу, вроде бы, она, но — не она. Бывает так.
— Хорошо сказал, она — не она, — буркнул капитан, — и как же это мне в деле отразить? Померещилось тебе или как факт?
— Не померещилось, — твердо сказал Пан.
— У Пана с глазами все нормально, — вступился за товарища Успенский.
— Да знаю, и верю, — махнул рукой капитан. — Это я так уж, от расстроенных чувств. Посмотрел внизу на следы, о которых ты говорил, а — фотопленки-то уже и нету, что б их заснять. Всю пленку на алкашей в баре и блядей в борделе извели, мастера-фотографы!
— И как же? Пропадут ведь следы, если сейчас туда-сюда народ ходить начнет, — заволновался Успенский.
— У меня не пропадут, — успокоил его Мишин. — Есть тут в комендатуре один художник. Настоящий, не самоучка, в Строгановке учился. Поставил его следы срисовывать, пусть хоть так останутся, а то пока наши горе-фотографы за пленкой съездят, пока зарядятся, да вернутся, и в самом деле можно улику потерять. А ботиночки-то тут прошли — странные. Я вот, к примеру, за всю жизнь таких отпечатков не видел.
— И я не видел, — поддакнул Успенский. — Может, и поменьше вашего встречал, но — уж больно неправильные они…
— И заострение это на носке, — вступил в разговор и Пан.
— Ну, заострение-то легче легкого разгадать, — махнул рукой капитан. — Это игла специальная или шип от кастета. Пользуются таким любители ногами подраться, и против собак, говорят, хорошо. Вот только откуда здесь такие могли найтись…
— И еще, если не успели заметить, то ушел этот человек через второй этаж, — подсказал Успенский. — Но мы туда не пошли, в квартиру то есть. Видно было, что там пусто, как везде в доме, а мы сюда поторопились.