Перевертыш
Шрифт:
— Бардак в нашем колхозе… — высказался капитан Мишин.
— Ладно, товарищи, теперь у лейтенанта Прошина будет еще одно задание, кроме обеспечения нас обедом, — узнать, что происходит вокруг комендатуры, да и вообще в городе, — сказал Егор Алексеевич.
— Я могу сходить, уточнить, — вызвался капитан Мишин.
— А потом три дня писать отчеты о том, где были, с кем и о чем разговаривали в это время? — язвительно спросил Октябрьский.
— Зачем? — не понял Пан, уже вполне освоившийся при своем низшем звании быть на равных с офицерами и «личным представителем» из
Впрочем, освоившись, Пан не зарывался, стараясь соблюдать положенную дистанцию. Просто в разговорах он уже не ждал, когда поинтересуются его мнением, а смело высказывал его, и задавал вопросы, вообщем-то, нижним чинам не положенные.
— А зачем я вас всех сюда собрал и вместе спать положил? — спросил в ответ Егор Алексеевич. — И еще охрану, в лице товарища Прошина, приставил?
«В самом деле, зачем такие сложности, если мы с Вещим вполне могли уехать вместе со взводом в батальон и спокойно выспаться там на своих кроватях», — подумал Пан. Но вслух говорить не стал, сообразив, что его мысли посчитают верхом наивности.
— Да просто для того, что бы потом «высокие» дяденьки из разных проверяющих управлений и отделов не сомневались, была ли от нас утечка информации, или её источник надо искать в другом месте… — пояснил Октябрьский. — Вам же легче будет…
— Обязательно должна быть утечка? — поинтересовалась Марта.
— Обязательно будет, — убежденно ответил Егор Алексеевич. — Но не от нас.
— Вы, Георг, не очень хорошего мнения о своих людях, — с упреком сказала Марта.
— Я очень хорошего мнения, — возразил Октябрьский. — Просто информация — это не слиток золота, который можно спрятать в подвал и забыть про него. С информацией постоянно работают, сталкиваются с ней самые разные люди. Вот потому она и распространяется чаще всего независимо от воли и желания человека.
Заслушавшийся Прошин не успел приступить к выполнению приказа, как за дверями, ведущими в коридор, послышались громкие голоса, невнятная толкотня, будто кто-то хотел кого-то оттеснить в сторону, потом в дверь громко постучали, и в комнату ворвались отпихивая друг друга, караульный начальник, выставленный Прошиным для охраны самой комнаты и окон, выходящих в парк, а вместе с ним — плотный, бритоголовый полковник в полевой форме и с бешеными, возмущенными глазами.
Навстречу им тут же уставились четыре ствола: Пан и Успенский достали оружие автоматически, у майора-лейтенанта Прошина два пистолета, казалось, сами впрыгивают в ладони при малейшем намеке на опасность, — а капитан Мишин и Марта скромно «припрятали» свои пистолеты у бедра, так, что они не сразу бросались в глаза.
— Комендант, — негромко сказал Мишин Октябрьскому, которого заслонил своей спиной майор Прошин.
— Комендант города полковник Сизовцев, — подтвердил слова капитана сам вошедший в комнату полковник. — Безобразие, меня сюда собственный же караул не пускает…
— Молодцы караульные, — сказал Октябрьский, появляясь из-за спины Прошина. — Вам благодарность, товарищ лейтенант!
Караульный начальник, вытянувшись в струнку, гаркнул: «Служу Отечеству!», поедая глазами столкнувшееся в комнате, на его беду, начальство.
—
— Откуда вы меня знаете? — вгляделся в коменданта Егор Алексеевич, продвигаясь поближе.
— Больше года назад, а Ставке… — начал было полковник, но Октябрьский его перебил обрадовано:
— Точно-точно, вы тогда в группе генерала Кондратьева были, что-то по тыловой работе…
— Так точно! Тыловое обеспечение третьей ударной, — с облегчением доложил Сизовцев. — А тут я за коменданта города, временно… Как узнал, что вы прилетели, то старался не мешать, у каждого свои дела и задачи, но сегодня…
— А что у нас сегодня? Престольный праздник? — решился пошутить Егор Алексеевич.
— Беспорядки в городе, — доложил полковник. — Пока еще стихийные, в студенческом районе и среди негритянских кварталов, эти-то, черные, всегда побузить готовы, но как бы и сюда не перебросилось…
— Так и причем тут я? — уточнил Октябрьский немного удивленно. — Вам ведь и карты в руки, зачищайте улицы, арестовывайте главарей… Особый отдел-то функционирует? Или проспали?
— Особый отдел работает, сложно только тут, да и вот, там у них требования такие… — комендант чуть понизил голос, оглянувшись на так и стоящего столбом у двери карнача.
— Н-да, — хмыкнул Октябрьский. — Товарищ лейтенант, продолжайте несение службы…
— Есть!
Козырнув, лейтенант с облегчением в душе вышел за дверь, плотно прикрыв её с обратной стороны, а Егор Алексеевич жестом пригласил коменданта к столу, из-за которого обитатели комнаты выскочили на еще призыв Марты.
— Присаживайтесь, и потерпите еще минутку, — попросил Октябрьский, поворачиваясь к Прошину: — Все-таки, озаботьтесь обедом на всех, товарищ лейтенант, а уж с обстановкой мы теперь как-нибудь разберемся…
Когда Прошин вышел, а все присутствующие расселись за столом, полковник, подозрительно покосившись на сержантские лычки Успенского и пустые погоны Пана, продолжил:
— Вообщем, как мне доносят, студентишки эти требуют немедленного освобождения задержанных днями капитаном Мишиным гражданских, ну, и отмены комендантского часа, прекращения патрулирования… А вы ведь, товарищ, прилетели специально к капитану, как бы не в связи с этими задержаниями…
Переведя дыхание, и подержав паузу, нарушать которую никто не стал, комендант скомкано закруглился:
— Я, конечно, понимаю, что не мое это дело, и лезть в него не собираюсь, а вот предупредить вас просто обязан был, тем более, только что, в парке, у дворца прорвались какие-то профурсетки с плакатами, да и вообще, за оградой какое-то шевеление непонятное…
— За предупреждение, конечно, спасибо вам, товарищ Сизовцев, — спокойно ответил Егор Алексеевич. — А сколько у вас в подчинении народа?
— Непосредственно — запасной полк внутренних войск МВД, — доложил полковник, — и прикомандированных — два стрелковых полка, механизированная бригада, штурмовой батальон, но они, как бы, просто в городе обитают, хотя — помогают без слов, если попросишь…