Переводчик Гитлера. Десять лет среди лидеров нацизма. 1934-1944
Шрифт:
Кульминацией этих молодежных празднеств стал прием, на котором присутствовало тысяча триста руководителей итальянских молодежных организаций обоего пола, гостивших, по приглашению Шираха, в молодежном лагере недалеко от Берлина. Я вернулся в Италию, убежденный, что это путешествие было началом и концом моей недолгой карьеры переводчика, но я ошибся.
Люди выбирают такое время для празднований, какое им больше понравится. Для Юлия Цезаря роковым днем оказались Мартовские иды, и март в Риме всегда считался самым плохим месяцем. Мудрый дон Артуро объявил 28 октября Днем итальянской полиции. В этот день отмечалась очередная годовщина марша дуче на Рим, совершенного им в 1921 году, и, кроме того, октябрь был самым лучшим месяцем в Вечном городе.
28 октября 1937 года порадовало нас яркой солнечной погодой. Я жил в пансионе Яселли-Оуэн,
Пансион синьоры Стефании, в котором не было ничего романтического, был тем не менее очень римским. Его населяли самые разнообразные люди, среди которых были римская княгиня, знававшая лучшие времена, и комендант, который потерял свою должность в результате конфликта с представителями фашистского режима. Счастливое настоящее было представлено веселыми вдовушками и несколькими молодыми провинциальными депутатами, главным образом с юга, которые не только наслаждались первыми плодами власти, но и старались извлечь из своего положения максимум пользы для себя. Еда была превосходной, а вино текло рекой. Любимицей пансиона была десятилетняя дочь синьоры Стефании, которая бегала по всему дому, а все его обитатели задаривали ее конфетами и безделушками. Ее звали Мария Челеста, но для нас она была просто Биби. Внешностью девочка походила на ангела с картин прерафаэлитов, но по характеру была настоящей римлянкой. То, что с такой внешностью и характером можно подняться очень высоко, подтверждается тем, что Мария Челеста стала теперь римской княгиней и живет в одном из самых величественных дворцов в Риме, но об этом я расскажу попозже. В то время она была еще ребенком, и я, по просьбе ее матери, учил ее немецкому.
28 октября мы были поглощены уроком, когда в гостиную ворвалась синьора Стефания, бледная от страха, и спросила меня, что я натворил. Я с недоумением воззрился на нее, и она сообщила мне, что в прихожую вошли два полицейских офицера, которые сказали, что им нужно срочно поговорить со мной. Когда же я услышал, что вместо наручников у них были шпаги, а сами они были одеты в парадную форму со сверкающими на груди орденами, то совсем успокоился. Ни один полицейский ни в одной стране, за исключением разве что Южной Америки, не явится арестовывать преступника при полном параде. Я попросил ее провести офицеров в гостиную. Увидев меня, они вздохнули с облегчением и тепло пожали мне руку. Потом они объяснили, что их шеф, его превосходительство Артуро Боккини, извиняется за то, что отрывает меня от дел, но надеется, что я окажу ему большую услугу. В эту самую минуту европейские шефы полиции, а также их коллеги с других континентов, приехавшие в Рим на празднование Дня итальянской полиции, собрались на обед в Остии, на берегу моря. Не могу ли я немедленно прибыть туда?
Я ответил, что, естественно, готов выполнить настоятельную просьбу его превосходительства, но я же не шеф полиции. Однако мои слова не произвели на них никакого впечатления.
– Поймите, дорогой доктор, гости сейчас в ресторане. Его превосходительство синьор Гиммлер, почетный гость, сидит рядом с его превосходительством доном Артуро, а мы забыли пригласить переводчика – ну, вы знаете, как это бывает. Их превосходительства улыбаются друг другу, но разговаривать не могут. Вот почему нас и послали за вами. Нам известно, что вы отличный знаток обоих языков, поэтому пойдемте с нами, пожалуйста.
Я окинул взглядом свою одежду. На мне был летний, типично итальянский костюм и красивый галстук в полоску. Полицейские перехватили мой взгляд.
– Это не имеет значения. Вы выглядите замечательно. Вам придется только говорить.
Синьора Стефания ободряюще кивнула мне. Маленькая Биби спросила, может ли она прокатиться со мной, и тут же получила разрешение. Жребий был брошен. На площади весело журчал фонтан, впрочем, Тритон и его нимфы не знали, что в эту минуту решается моя судьба. Биби радостно залезла в роскошный лимузин, «лянчу», сделанную по спецзаказу и принадлежавшую его превосходительству. Я никогда еще не доезжал от Рима до Остии за такое короткое время.
По пути я думал о том, как войду в ресторан, а голубое море мирно сверкало на солнце. Дорога пролетела незаметно. Роскошный ресторан назывался, как мне помнится, «Ротонда», а стол, к которому меня отвели, имел полукруглую форму.
Они сидели здесь, в одеждах, расшитых золотыми и серебряными галунами, украшенные орденами, знаками отличия и лентами разных цветов, ухоженные и напомаженные – люди, обладавшие самой большой властью на земле. У меня мелькнуло воспоминание о том, как сильно Тиберий боялся Сеяна, а Наполеон – Фуше. Потом я поклонился, точно так же, как и на императорской вилле в Ишле перед достопочтенным старым императором Францем-Иосифом, который конечно же не боялся шефа своей полиции. С учетом этого мой поклон был не таким низким, как следовало. Я подождал, и через секунду дон Артуро уже радостно приветствовал меня, разодетый по случаю банкета, словно павлин. Я снова поклонился, а когда выпрямился, то увидел, что на меня смотрят холодные зеленые глаза синьора Гиммлера. Он заявил, что помнит, как хорошо я переводил во время майского визита итальянцев в расположение лейбштандарта СС «Адольф Гитлер». Он сказал это таким тоном, каким учитель хвалит ученика в конце четверти, но я успокоился. Я сел между двумя главными блюстителями порядка двух величайших диктаторов Европы, и Боккини принялся рассказывать анекдот, которыми он так славился, – сначала по-итальянски, а потом по-французски. Все полицейские шефы из Франции, Англии, Польши, других стран Европы и мира заулыбались – все, кроме синьора Гиммлера, до которого не дошел смысл шутки. Я попытался разъяснить ему, в чем состояла пикантность рассказанной доном Артуро истории. Не знаю, понял ли Гиммлер, но он сделал вид, что понял.
Лед был сломан. Стоит ли говорить, что Гиммлер никогда не пробовал все те многочисленные рыбные блюда, которые стояли перед нами, и я вынужден был прочитать ему целую лекцию. Его сосед пустился в разглагольствования о напряженной сексуальной жизни некоторых морских обитателей, которые лежали на наших тарелках. Обед, состоявший исключительно из рыбных блюд – их было, по самым грубым подсчетам, не менее двух десятков, – смог бы по достоинству оценить даже сам Лукулл. Думаю, что Гиммлер предпочел бы обыкновенную немецкую отбивную с подливкой, но он отдал должное изысканным блюдам, предложенным его коллегой-эпикурейцем. Разноцветные вина в бокалах разной формы тоже оказали свое воздействие, хотя Гиммлер пил очень мало.
Я старался не увлекаться вином, а на еду времени совсем не осталось. Это было очень печально, но со временем опыт подсказал мне, что умный переводчик перекусывает до начала работы или наедается до отвала после нее. К выпивке все подходят индивидуально, но я обнаружил, что моя голова работает лучше всего, если я пью только два сорта вин и воздерживаюсь от сладких ликеров. После обеда, продолжавшегося несколько часов, гости вышли на террасу полюбоваться голубым морем, чьи дары они только что поглощали в непомерных количествах. Гиммлер, который, очевидно, не привык к таким обильным обедам, выглядел уставшим. Он принялся угощать меня и своих спутников рассказами о древней истории Остии и другими историями, почерпнутыми им в Бедекере, но вздохнул с видимым облегчением, когда пришло время садиться рядом с доном Артуро в машину и ехать в Рим. Перед отъездом принесли итальянское шампанское, называемое «Принчипе ди Пьемонт» – холодное, сухое и, к счастью, вполне приличное, – которое было выпито за здоровье гостей и руководителей тех стран, откуда они приехали, – королей, императоров, президентов и диктаторов. Я осушил свой бокал за мою приятную жизнь в пансионе Яселли-Оуэн и за мой прекрасный любимый Рим.
Глава 4
Шефы полиции
Молодой лорд Байрон писал, что однажды утром он проснулся знаменитым. Я же однажды утром проснулся и обнаружил, что состою в СС.
Я не собираюсь ни перед кем оправдываться, не входит в мои намерения и перекладывание ответственности на чужие плечи. Я оказался в рядах СС по причине того, что немцы и итальянцы считали меня хорошим переводчиком, и эта репутация закрепилась за мной после вышеописанного банкета начальников полиции. Если бы к моим услугам в Остии прибегли европейские министры образования или сельского хозяйства, моя жизнь, вероятно, сложилась бы иначе. Но так уж получилось, что люди, обедавшие в тот день и общавшиеся с моей помощью, возглавляли полиции Германии и Италии.