Периферийные устройства
Шрифт:
Татуированной пары видно не было, как, впрочем, и вообще никого. Своей неуютной пустотой вестибюль напоминал голосовую почту Даэдры.
– Праздник светлой памяти? – спросила Флинн, пока он вел ее к лифту.
– Так она сказала.
– Родители Байрона Берхардта устраивали такой.
– Чьи?
– Байрона Берхардта. Он был менеджером в «Кофе-Джонсе». Его задавила самоходная фура, в Валентинов день. Я еще перед этим на него злилась, что он меня уволил. Так что мне было стыдно, но я все равно пошла.
– Они, видимо, приняли факт, что ее
– Не понимаю, как они могут быть в этом уверены. Но лучше бы нас предупредили заранее. Мы бы хоть цветы принесли.
– Даэдра и словом не намекнула. Видимо, так было задумано.
– Похороны нежданчиком? У вас так принято?
– Я сталкиваюсь первый раз.
– Пятьдесят шестой, – сказала она, указывая на панель.
Недертон нажал кнопку. Открылась дверь лифта и, как только они вошли, снова закрылась. Подъем был быстрым, бесшумным, и от него самую чуточку мутило. Обнадеживало одно: на таких приемах всегда подают выпивку.
114. Праздник светлой памяти
На выходе из лифта Флинн увидела между двумя группами людей в черном тот самый изгиб реки далеко внизу, который когда-то заметила из коптера. Все окна были прозрачны, все внутренние стены убраны. Будто их никогда и не было. Одно большое пространство, как в галерее у Льва. Коннер стоял у лифта, внимательно примечая все вокруг. Он полностью вошел в роль, и Флинн подумалось, что Коннер теперь снова такой, каким был до взрыва, или чем там его изувечило. Не улыбка – телохранители не улыбаются, – но что-то очень похожее играло на его губах.
– Спуститься или подняться можно только на этом лифте, – сказал он. – Есть лестница на этаж ниже и на этаж выше. Много серьезных бугаев. Охрана, как я. И бугаих. Типа съезд братков в городе из одних богатеньких.
– Я впервые вижу здесь столько людей, – заметила Флинн.
Тут в каждой косточке периферали что-то загудело. «Проверяю связь, – сказал неописуемо мерзкий голос, даже не голос, а модулированная боль, но Флинн знала, что это Лоубир. – Подтверди».
Двойной щелчок крохотным магнитом на языке по левой передней части нёба.
«Хорошо, – отозвались кости. – Пройдитесь по залу. Скажи Уилфу».
– Давай пройдемся, – предложила она.
Мимо них как раз стремительно двигалась большая группа татуированных новозеландцев. «Та-моко», вспомнила Флинн из «Чудес науки». Строго говоря, не татуировка. Борозды в коже. Главной у них, видимо, была блондинка с профилем, как боевое каное. Решительно не возникало впечатления, что они пришли в гости или на какой-либо праздник, даже на праздник светлой памяти. Что-то странное случилось с лицом блондинки, когда та оказалась напротив Флинн: чуть заметное заикание видеокартинки. Артефакты в поле зрения; Лоубир как-то о них упоминала.
– Держись на расстоянии минимум два метра, – сказал Уилф Коннеру. – Когда мы разговариваем, увеличивай его до четырех.
– Я дрессированный, – ответил Коннер. – Она заставила меня учиться на виртуальном коронационном балу в Испании. Тут, блин, по сравнению просто тусовка на летнем отдыхе.
Подошла митикоида с бокалами светло-желтого вина на подносе.
– Нет, спасибо, – сказала Флинн.
Уилф с улыбкой потянулся к бокалу и вдруг замер. Как Бертон от гаптического глюка. Рука изменила курс – к стакану с шипучей водой ближе к краю подноса. Уилф скривился, взял воду и сказал:
– Идем.
– Куда?
– Сюда, Анни. – Он, держа стакан у груди, взял Флинн под руку и повел к центру зала, прочь от окон.
Она вспомнила, как много времени требовалось на облет этажа. Интересно, здесь ли стрекозки и что они такое на самом деле.
Почти в самом центре зала стоял квадратный черный экран от пола до потолка, люди вокруг разговаривали, держали бокалы. Больше всего это походило на исполинскую версию плоского дисплея на столе Уилфа в их первую встречу. Уилф шел уверенно, будто знает куда, хотя Флинн понимала, что это чистой воды притворство. Сейчас, под немного другим углом, она увидела, что экран не совсем черный: на нем смутно угадывалось женское лицо.
– Что это? – Она кивнула в сторону экрана.
– Аэлита.
– У вас так принято?
– Я никогда прежде не видел. И… – Он не договорил. – А вот и Даэдра.
Даэдра оказалась ниже, чем ожидала Флинн. Примерно как Такома. И еще она была чисто из видео или из рекламы. У себя в городе увидеть кого-нибудь такого – уже событие. У Пиккета это отчасти проглядывало – где-то набрался, хотя вряд ли специально. И у Брента тоже, в мужском варианте, из Майами или откуда еще, а будь у него жена, она бы выглядела примерно так же. Даэдра была такая с ног до головы плюс татуировки: черные спирали на ключицах, над вырезом черного платья. Флинн поймала себя на том, что ждет, когда они зашевелятся. Хотя, наверное, будь они движущиеся, Уилф бы про это упомянул.
– Анни, – произнес Уилф, – ты уже встречалась с Даэдрой в «Коннахте». Знаю, ты этого не ждала, но я рассказал про твое восприятие ее искусства, и она очень заинтересовалась.
– Неопримитивисты, – проговорила Даэдра так, будто слово ей противно. Ее взгляд, устремленный на Флинн, выражал полное равнодушие. – Что вы с ними делаете?
Что там говорили про имплант? Ему нужен прямой вопрос про искусство Даэдры, чтобы включиться и нести пургу? Видимо, да.
– Я их изучаю, – ответила Флинн, судорожно вспоминая желтые корешки «Нейшнл географиков» и «Чудеса науки». – Изучаю, что они изготавливают.
– И что же они изготавливают?
Флинн вспомнила только Карлоса и ребят с их поделками из кайдекса.
– Чехлы, ножны. Украшения.
Украшений ребята не делали, но без разницы.
– И как это связано с моим творчеством?
– Попытки охватить реальность вне рамок гегемонии, – сказал имплант. – Другой. Героически. Неукротимое любопытство, одухотворенное вашей имманентной человечностью. Вашим гуманизмом. – Флинн чувствовала, что у нее глаза лезут из орбит. Она выдавила улыбку.