Периферийные устройства
Шрифт:
– Каких возможностей?
– Раздобыть такую чумовую жесть, какая мне и не снилась.
– А что тебе про него сказали?
– Ничего. Как только Райс тебя увез, Лоубир переключила все на себя. Видимо, Гриф у нее уже был наготове, на всякий пожарный. Не будь у тебя в животе той штуки, думаю, Гриф подключил бы к розыскам всю правительственную жесть. Еще он привез Кловис, чтобы та сидела с Коннером, пока он под короной. – Мейкон оглянулся на Карлоса, который остался столбом стоять у двери. – Карлос думает, она ниндзя.
– Кловис –
– Из Остина. Говорит, ее назвали в честь города в Нью-Мексико.
– Какая она из себя?
– Проше всего будет вас познакомить.
Мейкон отодвинул синюю пленку. За ней стояли в ряд три больничные койки. На одной лежал Коннер в полартековских ползунках, но прикрытый простыней. Глаза закрыты, на лбу венчик Белоснежки.
– Кловис, – сказал Мейкон. – Флинн Фишер. Кловис Реберн.
Женщина рядом с кроватью была чуть старше Флинн, выше и отлично смотрелась бы на скейтборде. Худая, кареглазая, темные волосы коротко подстрижены, сверху узкая щеточка вроде короткого ирокеза.
– «Перекати-Полли», у меня такой был в старших классах, – сказала Кловис. – Ты коллекционируешь старые ништячки?
– Мне его Мейкон дал. Ты родилась в Кловисе?
– Меня там зачали. Мама подсчитала, что на самом деле в Порталесе, но не хотела, чтобы папа меня так назвал.
– Ладишь с Коннером?
– Он еще глаз не открывал, сколько я здесь.
На Кловис были камуфляжные лосины и такая рубашка, какую надевают под жесткий бронежилет: рукава как у патрульной куртки, остальное – трикотажное облегающее. На животе у нее висела сумка-аптечка, тоже камуфляжная, с приглушенным красным крестом.
Они с Флинн пожали друг другу руку.
– Моя подруга Дженис, – сказала Флинн.
Снова рукопожатие.
– У Верметта примерно три сотни документов, которые ему нужно у тебя завизировать и заверить, – сказал Мейкон. – Мы поставим тут стол, будешь подписывать за разговором.
– Дамы, – раздалось с кровати, – кто из вас хочет помочь мне с катетером?
Кловис глянула на Флинн:
– Кто этот придурочный?
– Понятия не имею, – ответила Флинн.
– И я тоже, – подхватила Дженис.
Флинн подошла к кровати:
– В чем ты там был? Мейкон сказал, ты тренируешься.
– В такой типа стиральной машине с инерционным двигателем. Внутри здоровенные маховики.
– Стиральной машине?
– Примерно триста фунтов весом. Большой красный куб. Я только научился удерживать его на одной вершине и поворачиваться, как меня выдернули обратно.
– Зачем он?
– Фиг его знает. Не хотел бы я встретиться с ним в темном проулке. – Он понизил голос: – Мейкон сидит на правительственном стимуляторе. Как лучший от лепил, только без депрессухи и трясучки.
– Не то что твой?
Коннер перевел взгляд на Мейкона:
– Мне не дают.
– Доктор не прописал, – ответил Мейкон. – Да и вообще в них не оставили ничего такого, ради чего принимают наркотики. Просто не спишь, и все.
– Если прекратишь выдрючиваться, будто ты один такой в жопу раненный, – сказала Кловис, подходя ближе к лежащему Коннеру, – то я, может быть, принесу тебе чашечку кофе.
Коннер глянул на нее так, словно обрел родственную душу.
82. Гнусность
Лужайка в саду Флинн тянулась до края света. Луна сияла прожектором, чересчур ярко. Угольно-черное море, плоское, как бумага. Он не мог отыскать Флинн. Катился, подпрыгивая, на нелепых колесиках. Он знал, что Лоубир мониторит его сон, но не понимал, откуда ему это известно. Лунные кратеры превратились в корону…
Ее эмблема.
– Да?
Открывая глаза, Недертон думал увидеть потолок гобивагена, а увидел дождь, бьющее сквозь облака солнце, мокрые серые дома, черные оконные рамы, ветки платанов. Он полулежал в кресле, которое поддерживало его шею и голову, но сейчас отодвинулось.
– Извините, что разбудила, – сказала Лоубир. – Вернее, что не разбудила. Ваш сон прервал препарат отложенного действия, введенный вам «медичи».
Он был в ее машине, за столиком. Напротив сидела перифераль Флинн – не сама Флинн, а искусственный интеллект, который сейчас рефлекторно улыбнулся Недертону. Корпус машины, прежде без единого окна, стал теперь совершенно прозрачным, дождевые капли катились словно по какому-то невидимому силовому пузырю.
– Нас видят снаружи? – спросил он.
– Нет, разумеется. Вы спали. Мне подумалось, что перифераль заскучает от долгой поездки. Трудно не очеловечивать нечто, столь похожее на человека.
Недертон потер шею в том месте, где ее подпирал некий временный вырост кресла, удерживая в положении, которое автомобиль счел комфортабельным для своего пассажира.
– Кто меня сюда перенес?
– Оссиан и Тлен, после того как вы долго спали в «мерседесе». Тлен управляла экзоскелетом через гомункула, чтобы мистеру Мерфи не пришлось надрываться в одиночку.
Недертон глянул сквозь дождь, пытаясь узнать улицу:
– Куда я еду?
– К Сохо-Сквер. Там к вам присоединится Флинн. Ее надо ознакомить с ролью эксперта по неопримитивизму, которую она будет играть на приеме. С теорией Курреж о творческой эволюции Даэдры.
– Я ее еще не придумал. Не совсем придумал.
– Так придумайте и перескажите Флинн. Она должна убедительно поддерживать разговор на эту тему. Кофе.
В столешнице открылся круглый лючок, и из него, как на сценическом подъемнике, выехала дымящаяся чашка. Периферийное устройство наблюдало за происходящим, и Недертон переборол порыв предложить ему кофе. Ей.