Перо динозавра

Газан Сиссель-Йо

— Я хочу побыть один, — сказал он. Майкл всплеснул руками.

— Я вам сочувствую, правда, — по-товарищески сказал он, — но жизнь ведь продолжается? Вы столько вложили в это дело, и мы все прекрасно это понимаем… без вас отделение не было бы таким заметным и…

— Я хочу побыть один! — заорал Клайв.

— Ну-ну, успокойтесь. Это же не мое решение, — обиженно сказал Майкл и пошел к выходу. Он слегка качал головой на ходу, самозваный верховный жрец высокой морали.

Оставшись в одиночестве, Клайв обернулся и посмотрел на огромный экран для PowerPoint презентаций. Он чувствовал себя окаменевшим, полным ненависти. Когда он снова услышал шаги, то подумал было, что Майкл вернулся. Но это был не Майкл. К нему подошла та самая девушка, которую он видел на похоронах Хелланда шесть часов назад. Она протянула ему руку, и он инстинктивно

ее пожал.

— Меня зовут Анна, — сказала она. — Мне нужно с вами поговорить.

— Вы были сегодня на похоронах Хелланда, — сказал Клайв. — Почему вы на меня так глазели?

— Я удивилась, когда увидела вас там, — спокойно ответила она. — Чистое любопытство.

У нее были почти желтые глаза и самодовольная складка у рта.

— Это еще почему? — спросил Клайв, принимаясь складывать свои бумаги в папку.

— Я пишу диплом под руководством Хелланда и Тюбьерга, — сказала она. — Я изучала спор о происхождении птиц. Я бы очень хотела обсудить с вами некоторые анатомические детали. В Зале позвоночных. Вы сможете со мной там встретиться? Завтра… Или лучше в понедельник? Вы же еще не уедете в понедельник?

Он уставился на нее.

— То, что вы дипломница Тюбьерга и Хелланда — для вас же хуже, — сказал он, надевая куртку и беря в руки папку. — О чем мне с вами говорить? Хелланд, к сожалению, мертв. Тюбьерг… — он взглянул на нее, — Тюбьерг даже не потрудился прийти сегодня. Мне не о чем говорить с их протеже. До свидания, — он захлопнул папку и стал быстро спускаться по широким ступеням между рядами парт. Девушка шла за ним.

— У меня для вас есть кое-что. От Тюбьерга, — сказала она вдруг. Он остановился и пробуравил ее взглядом:

— И что же это?

— Я не могу здесь об этом говорить, — сказала она, оборачиваясь через плечо, как будто у стен были уши.

— Почему он сам не может мне это отдать? — спросил Клайв.

— Я там вам все объясню. Это кость… Это очень сложно, — девушка выпрямилась и продолжила тихо: — Каково бы вам самому было, если бы вы вдруг вынуждены были признать, что ошибались? В течение всей своей научной карьеры?

— Ха, — фыркнул Клайв. — В тот день, когда Тюбьерг признает свои ошибки, солнце взойдет на западе.

Он пошел дальше по лестнице, вышел в коридор и прибавил шагу. Девушка прокричала ему вслед:

— Профессор Фриман! В понедельник в одиннадцать часов. В Зале позвоночных. Договорились?

— Можете даже не мечтать! — Клайв на ходу качал головой.

Майкл ждал его в такси перед выходом из «Белла-центра», сидя на заднем сиденье с открытой дверцей, счетчик был уже включен. На что он рассчитывает вообще? Что Клайв сделает вид, что ничего такого не произошло, проехали? Майкл говорил по мобильному телефону, наверняка отчитывался: да, да, все прошло хорошо, я наконец-то все ему рассказал, и теперь этот старый идиот вне игры. С кем он вообще разговаривает? С Энн? С заведующим кафедрой? Майкл подвинулся на сиденье, освобождая место для Клайва.

— Никогда больше не ждите меня ни в каком такси! — крикнул Клайв прямо в удивленное лицо Майкла. Майкл опустил телефон.

— Перестаньте, Клайв, — тихо сказал он. — Садитесь.

Он что, не слышит, что ему говорят? Никогда больше! Клайв ясно сказал. После чего он демонстративно направился через парковку в сторону метро. Не оборачиваясь.

Клайв вышел из метро на станции Нёррепорт и пошел по улице. Он доверял Майклу. Всему, что Майкл знал, его научил он. Если бы не Клайв, Майкл стал бы заурядным ученым с никому не нужным представлением об эволюции птиц. Он ничем не лучше Джека, подумал вдруг Клайв. Едва ли не самое важное в жизни — это умение стоять на своем. Невзирая на штормы, голод и пытки. Иначе ты не настоящий ученый, а любитель. Джек и Майкл — любители, они сделаны из совсем другого теста, чем он сам. И даже если это будет его последнее дело в жизни, он будет стоять на своем. Если честно, именно за это он уважал Хелланда и Тюбьерга. Их много в чем можно упрекнуть, но они отстаивали свою позицию и боролись за нее — точь-в-точь как он сам. Это единственный верный путь. У тебя есть позиция, пока ты не занял новую, — что за чушь! Поэтому он не поверил этой проклятой девчонке, Тюбьерг никогда в жизни не признал бы, что ошибался, иначе он никогда бы не стал тем, кем стал! Клайв узнавал в нем своего отца. Кость. Ха. Это просто смешно.

Он зашел в Круглую башню,

которая вдруг оказалась у него по левую руку. Поднимаясь по каменной, с почти полным отсутствием ступенек, гладкой спирали, он внезапно споткнулся и приземлился на колени. Клайв громко выругался, будучи уверенным, что вокруг никого нет, но молодой человек, спускавшийся ему навстречу, смущенно остановился, и тут терпение Клайва лопнуло, и он наорал на него. Молодой человек отшатнулся, хотел что-то сказать, но в конце концов ушел.

Клайв остался один. Что происходит? Когда-то, давным-давно, он был молод, светило солнце, и стоило ему перегнуться через письменный стол и выглянуть в сад, как он мог увидеть там Кэй, которая сидела на солнце в широкополой шляпе, и детей, которые плескались в бассейне, визжали и пили лимонад через соломинку. Когда-то при его появлении на работе наступала благоговейная тишина, когда-то Майклу было двадцать два года, он был зеленый, как свежевылупившийся кузнечик, и вне себя от счастья, что ему обещали место дипломника через два лета, и переполненный благодарностью за то, что в ожидании этого ему разрешили переписывать начисто конспекты лекций Клайва и оборачивать все его справочники в прозрачные пластиковые обложки. Когда-то его сыновья смотрели на него круглыми от обожания глазами, когда-то Джек его любил.

Холод поднялся в Клайве, и он встал с колен. Ему нужна Кэй. Без нее все это ни к чему.

Он позвонил ей из телефонного автомата. Вокруг пробирались сквозь темноту люди и шел легкий снег. Сердце Клайва грозило вот-вот схлопнуться. Трубку взяла Кэй. Не Том, не его жена. Кэй.

— Кэй, я тебя люблю, — прошептал он. — Я не хочу жить без тебя. Я не могу жить без тебя. Я изменюсь. Я никогда больше тебя не ударю. Я разберусь в своих отношениях с детьми. Прими меня обратно. Я буду стараться. Я обещаю, — Клайву тяжело было удерживать трубку, казалось, что ветер, который постоянно менял направление, дул теперь перпендикулярно его спине и той руке, которая держала трубку. Снизу тикала телефонная карточка. На том конце провода было тихо.

— Кэй?

— Перезвони мне вечером, дорогой, — вдруг мягко ответила она. — Я не могу сейчас разговаривать, я собираюсь уходить с Аннабель. Но вечером я буду… у нас дома. Так что позвони мне, — она положила трубку.

Торжество распирало грудь. Еще не поздно. Кэй его любит.

Клайв вернулся обратно в гостиницу. Майкл оставил три сообщения, и Клайв тоже оставил ему одно: он дурак, если не понимает, что ему говорят. Он поднялся в номер и включил компьютер, чтобы заказать билеты для Кэй. Она никогда не пересекала Атлантический океан и часто говорила, что хотела бы съездить в Париж. Клайв пригласит ее в Париж. В Париже сейчас шестнадцать градусов. По-осеннему свежо, но это совсем не тот сырой холод, которым пропитан копенгагенский воздух. Он проверил расписание самолетов и принялся считать. Можно вылететь из Ванкувера на следующий день в 13.20, через Сиэтл, в Лондон, оттуда прилететь в Копенгаген во вторник утром, в 6.20. Здесь Клайв встретит Кэй, и они вместе вылетят в Париж в 12.30. Он заплатил за билет кредитной карточкой. Почти две тысячи долларов в оба конца. Недешево, но он подумал, что не дарил Кэй подарка на серебряную свадьбу. Еще он подумал, что не хочет быть один. Он пытался дозвониться до нее у Франца, но никто не брал трубку. Ей наверняка нужно какое-то время, чтобы собраться. Скоро Клайв заснул и спал тяжелым чугунным сном, всплывая на поверхность только пару раз, когда телефон в номере резко трезвонил, но тут же погружаясь обратно в сон, как только он замолкал. Сначала ему снились Хелланд, Кэй, мальчики, Майкл и Тюбьерг. Все они перед ним извинялись. Потом сон перескочил на другую тему, и ему стал сниться Джек, который стоял совсем рядом и что-то говорил, улыбаясь. Клайв не слышал, что именно, потому что играла музыка. Он услышал свой собственный голос, услышал, как просит Джека повторить то, что тот только что сказал, и Джек исполнил просьбу, но Клайв снова ничего не расслышал. Вдруг Клайв понял, что у Джека детское лицо. Он был высоким, как взрослый мужчина, одетым в костюмные брюки и тонкий вязаный свитер, но с лицом мальчика. Резко выдающаяся верхняя губа, взгляд, полный детского обожания. У Клайва стучало в паху. Джек улыбался, и все казалось таким правильным. «Давай», — сказал вдруг Джек. Музыка стихла. Было совсем тихо. Потом Клайв встал на колени перед Джеком и осторожно спустил его брюки на узкие бедра.