Перо на Луне
Шрифт:
Лита открыла письмо и стала читать.
— Вы только представьте себе! Она уже давно поняла, что это он украл статуэтку. После смерти Эдварда она разбирала его вещи и нашла ее. Все эти годы она держала статуэтку у себя, ни сказав нам ни единого слова. Почему же она прислала ее сейчас?
— Наверное, потому что тяжело заболела, — сказал Джоэл. — Возможно, она сожалеет о случившемся и хочет очистить свою совесть.
— Эта женщина никогда не о чем не сожалеет!
— Ты должна узнать кое о чем. Я никогда этого тебе не рассказывал, хотя и должен был. Эдвард не крал этот кусок нефрита. Я сам отдал его ему, —
— Отдал? — переспросила миссис Радбурн. — И ты допустил, чтобы его обвинили в краже?
Они оба забыли о моем присутствии, а я сидела тихо, как мышь, и не встревала.
— Я был мальчишкой и не думал, что это так серьезно, — продолжал Джоэл. — Я знал, как сильно нравится Эдварду эта фигурка, и мне захотелось сделать широкий жест. Я думал, может, ее вообще не хватятся. А потом я побоялся признаться, поскольку представлял, какую взбучку получу от отца. Я не подумал, что Эдварда могут обвинить в краже. Мне даже в голову не приходило, что кто-то может узнать, что статуэтка у него.
Его мать покачала головой.
— Не понимаю, почему Эдвард не сказал правду. Зачем он взял на себя твою вину?
— Потому что в этом весь он. Упрямый. Гордый и злой. Недостаток физической силы он компенсировал силой духа. Возможно, он сказал себе "Пусть думают, что хотят, если они такие идиоты!" Кроме того, он знал, что мне бывает от отца, когда я выхожу за рамки, и не хотел, чтобы за проявленную щедрость меня выпороли. Мне надо было рассказать все тебе, но ты бы рассказала отцу. И я струсил. Позже мы с Эдвардом пошли разными дорогами, но я всегда помнил об этой истории, она беспокоила мою совесть. Я долго думал, что когда-нибудь все-таки расскажу правду, но потом стало слишком поздно — Эдвард погиб.
Лита мягко положила ладонь на руку сына.
— Кто не празднует труса хотя бы пару раз в жизни? Но Коринтее надо рассказать правду — раз уж она сделала такой жест и прислала ее. — Лита забрала у сына нефритовую фигурку, положила ее обратно на тканевое ложе и закрыла коробку. — Я должна извиниться перед Коринтеей. Я рада, что она вернула статуэтку, хоть она и держала ее у себя столько времени. В ближайшие дни я лично поблагодарю ее и извинюсь, что обвинила тогда Эдварда. Может быть, теперь старая рана начнет заживать.
— Я бы на это не рассчитывал, — сказал Джоэл.
— В конце концов, — продолжала его мать, — Эдвард тоже не был невинной овечкой. Может, в тот первый раз он и не был виноват, но спустя несколько лет в ломбарде обнаружились ценные предметы искусства, принадлежавшие его бабушке. И украл их именно он.
— Теперь все это уже не имеет значения — Эдвард давно мертв, погиб по нелепой случайности.
— Ничего случайного не бывает, — сказала Лита.
Я подумала о письме-предвестнике, которое получил Кирк, и спросила:
— Миссис Радбурн, вы не получали… не знаю… ну, в общем, "сообщений" насчет смерти Эдварда?
— Зовите меня Лита, прошу вас, ведь я называю вас Дженни. Что же касается смерти Эдварда… я всегда вижу только густой туман, когда о нем думаю. И он меня пугает. Кажется почти угрожающим.
Джоэл с любопытством посмотрел на меня.
— А почему вы спрашиваете? До вас дошли какие-то домашние слухи?
Мне хотелось рассказать им о Кирке и письме, но что-то меня удерживало. Может, просто тот факт, что это мог услышать сам Кирк. Чтобы об этом говорить, мне нужна была приватность.
Машина свернула на широкую подъездную дорогу, ведущую к отелю "Ок-Бей Бич", и я увидела в окно внушительного вида здание. Очень широкое, с коричневой остроконечной крышей и кремовыми стенами. И тоже с тюдоровским фахверком. Редкие окна с частыми стеклами едва ли пропускали много света. Пространство перед входом окружали высокие дубы, и я видела в стороне за ними водяные отблески.
Миссис Радбурн опустила коробку со статуэткой себе в сумку.
— Мне очень жаль, что все так случилось, Дженни. Нужно будет заново наладить отношения и оставить позади ошибки прошлого. Этот отель — одна из здешних жемчужин старой Англии, он был построен еще в двадцатых годах. У них еще есть паб под названием "Уютный уголок", и он до сих пор процветает. Это место вообще особенное, и я его очень люблю.
Мы прошли через большой старомодный холл и оказались в тюдоровском зале. Нас приветствовал метрдотель в красной куртке и галстуке-бабочке. Из частично застекленных окон открывался потрясающий вид. Нас проводили к столику на возвышающейся платформе с медными перильцами, откуда можно было любоваться видом на океан, острова и далекие горы. Мне понравились и обои на стенах, в которых чувствовался дух Виктории, и красные бархатные кресла, так контрастирующие с белоснежными скатертями и салфетками. Вверх по окнам тянулась виноградная лоза со своими изящными зелеными усиками, а пространство между окнами занимали картины с речными сценками.
Лита бросила взгляд на одно из полотен.
— Маклур был хорош не только в архитектуре, но и в живописи. Это один из его пейзажей.
Тюдоровский зал показался мне интересным, но все же главным объектом моего внимания оставалась Элис. Я наблюдала за ней со смешанным чувством потери, сомнений и надежды, и ничего не могла с собой поделать. Она сидела между Джоэлом и его матерью и явно показывала максимум своего воспитания. Правда, когда она встретилась со мной взглядом, я увидела в ее глазах чертики и снова испытала пронзительное чувство узнавания. Если Элис и была в благоговейном ужасе от этой комнаты и врученного ей большого меню, то никак этого не показала. Ее уверенный вид меня восхищал. Наверное, она хорошо научилась блефовать, как сказал ранее Джоэл.
Мы решили остановиться на "шведском столе".
Ассортимент салатов и горячих блюд пестрел разнообразием. Я взяла себе моллюсков в сливках, гребешковую похлебку, холодного лосося, зеленый салат и горячие булочки. Элис выбирала неторопливо, явно будучи опытным посетителем ресторанов. Она прошептала мне, что мы можем приходить сюда почаще: нам понравится ее любимая еда.
По возвращении за столик миссис Радбурн стала рассказывать мне об Ок-Бее. Ее твидовый костюм цвета лаванды выглядел более прозаическим, но ее все равно окружала аура экзотики. Меня поразил контраст между ее живостью и спокойными манерами Джоэла. Наверное, он вырос в окружении такого количества эмоций, что теперь ему хотелось спокойствия. Когда я впервые увидела его с Коринтеей Ариес, он вел себя покровительственно — не только как друг, но и как лечащий врач. Теперь же он слушал свою мать с вниманием и сопереживанием, наслаждался разговором и позволял ей играть ведущую роль.