Пером и шпагой
Шрифт:
– Шарло, – не раз умолял его граф Герши, – положение ужасно. Когда вы наконец образумитесь?
– Когда получу от короля законные грамоты. А не те, что сфабрикованы в масонской лаборатории Праленом.
– Как вы можете? На них – штамп самого короля.
– Верно. Но там не указано, что я кавалер ордена святого Людовика в чине капитана драгунского полка маркиза дОтишана… А это, согласитесь, весьма важно!
В конце концов графу Герши надоели эти обеды, и однажды за столом между двумя послами появился странный молодой человек с лицом, не
– Вы, как секретарь посольства, должны мне ответить: почему за столом сидят люди, которых я не имею чести знать?
Манэн ответил – без поклона:
– Это Трейссак де Вержи… А кто он такой – вы можете справиться у него лично, благо языком его бог не обидел.
Де Еон развернулся в сторону непрошеного гостя:
– Трейссак де Вержи, не подавившись куском от страха, отвечайте, что вы здесь делаете, помимо того, что обедаете?
– Я друг французского посла, – отвечал гость.
– Посол здесь я! Но такого своего друга я впервые вижу… Граф Герши, про вас ходят неясные слухи, будто вы тоже называете себя послом. Если это так, то не интригуйте меня далее… Сознайтесь честно – где вы залучили этого страшного объедалу?
Посол № 2 потупил глаза в тарелку.
– Я тоже… – смутился он, – не знаю этого гостя.
– Так в чем же дело? – спросил де Еон. – Сударь, на каких правах вы доедаете этот мой суп из сельдерея и петрушки?
– На таких же, – не растерялся с ответом де Вержи, – на каких и вы, шевалье, жадно поглощаете моих устриц.
– Встаньте и объяснитесь!
Трейссак де Вержи самообладания не потерял.
– Я лучше объясню, не вставая… Дон-Кихот, славный рыцарь Ламанчский, – сказал де Вержи, не расставаясь с ложкой, – обычно принимал трактиры за замки. А мы с вами, кавалер де Еон, принимаем замок посольства за трактир! Так что я, как и вы, не гублю себя хождением по трактирам.
За столом нависло молчание – время хвататься за шпаги.
– Это тяжелый случай, – вздохнул де Еон. – Между прочим, я окончил коллегию Мазарини, и там меня навсегда отучили от дурной привычки перебивать речь подсудимого… Я свято исполнил сейчас завет своих учителей. Однако, – догадался де Еон, – по слогу ваших речей я понял, что вы литератор?
– Вы не ошиблись, сударь, – расцвел де Вержи, добрея.
– А потому, – заключил де Еон, – обедайте здесь каждый день. Ибо я уже ничего не могу заплатить за вас! Граф Герши, мой любезный коллега, получил воспитание в лакейской, где привыкли сажать за стол всякого, кто забредет с улицы!
В один из дней в доме лорда Галифакса собралась мужская компания. Англичане всегда нравились де Еону тем, что пили не хуже русских; недаром родословие многих лордов и пэров упиралось корнями прямо в коньячную бочку. Шевалье тоже, понятно, не отказался присутствовать на этой попойке. И был немало удивлен, когда тут же встретил и Трейссака де Вержи.
– А-а, сударь, – спросил его де Еон, – вы, кажется, и здесь открыли для себя бесплатную
– Вы невоспитанный невежа, – покраснел Трейссак де Вержи. – Я не пророк, но предвижу: вы плохо кончите.
– Плохо – может быть. Но не гаже вас, сударь.
– Гаже – может быть, – парировал де Вержи. – Но зато не раньше вас, сударь…
Увлеченный выпивкой, де Еон вскоре забыл о нем. Но ближе к ночи, под воздействием вина, началось перед ним раздвоение мира. Люди и вещи расслаивались на составные части. Борода какого-то мусульманского посла вдруг отдельно от посла уехала влево и приклеилась к бритому лицу Трейссака де Вержи.
– Как? – крикнул де Еон, привлекая внимание пьяниц. – Вы еще здесь? Вы еще не насытились, сударь?
– Я не вижу надобности входить в рассуждения относительно размеров своего желудка, – трезво отвечал несчастный писатель.
– Так и быть! – решил де Еон. – Тогда я проткну вам желудок, и пусть лорд Галифакс, как хозяин этого дома, оценит на глаз все уничтоженное вами за его столом.
Шпага кавалера блеснула над бутылками. Он закричал:
– Хоть сейчас-то, перед смертным часом, оставь ты салаты с перцем и майонезом!
Лорд Галифакс заодно с Горасом Вальполем, эти два алкоголика, стали уговаривать де Еона не нарушать мир компании. Но кавалера было уже не остановить.
– Клянусь честью, это был его последний ужин! Мне надоели проклятые шпионы, ходящие за мной по пятам… я убью их!
Галифакс спьяна велел бить в барабан – в зале появились солдаты королевской гвардии с ружьями.
– А что, индюки? – сказал им де Еон. – Вам, наверное, здорово досталось от моих драгун в Ганновере?
Ему подсунули лист бумаги:
– Солдаты не уйдут, пока вы не подпишете обещания не преследовать Трейссака де Вержи и не оскорблять его нигде…
Утром он стал постепенно восстанавливать в голове картину вчерашних событий… Позвонил.
– Кузен, – сказал он брату, – сюда придет некий Трейссак де Вержи, так пропусти его ко мне без задержки. И приготовь, пожалуйста, стол для письма…
Едва Трейссак де Вержи появился на пороге его спальни, как два пистолета уже целили ему в лоб.
– Сударь, – заявил де Еон, не вставая с постели, – вы помните что-нибудь такое, чего я никак не могу вспомнить?
– Очевидно. Ибо я-то оставался вчера трезвым.
– Похвально! И помните солдат с ружьями?..
– Помню…
– И то, что меня заставили унизиться подписанием бумаги?
– Да, вы подписались, что более не станете меня оскорблять.
– Да, не стану… Вы видите стол?
– Вижу. И стол, и перья. Но я не вдохновенен сегодня.
– Я вас вдохновлю. Садитесь и пишите под мою диктовку.
– Не буду писать! – выкрикнул Трейссак де Вержи, но два громадных курка щелкнули, сразу взведенные. – Ну, хорошо, – нехотя согласился де Вержи, – диктуйте… я вас слушаю.