Пером и шпагой
Шрифт:
– О, как вы жестоки… Постыдитесь! – зло выкрикнула вдова. – У вас нет времени… Но хватает же времени, чтобы быть королем!
Кавалер де Еон ничего об этом не знал, и беда задела его совсем с другой стороны. Начиналась новая эпоха его жизни.
Портреты де Еона веером лежат сейчас передо мною. Он изображен – печальный – в мундире полка маркиза дОтишана, он смотрит на меня – вызывающе – в дамском наряде. Он и женственный, он и мужественный. Улыбка – умного человека. Когда его изображают женщиной, то подчеркивают миловидность
К сорока годам де Еон мало изменился во внешности: мелкие черты лица, нежные губы, голубые глаза и кожа чистая, поражающая девичьей белизной. Брился он редко, но, как говорят, мог бы и вообще не бриться.
Несмотря на эту внешность, далеко не мужественную, кавалер нравился женщинам. От Парижа – до Петербурга. Но легкий флирт, пальба острот, пустяки в стихах и – полное равнодушие к прекрасному полу, – вот и все, чем кончались его романы.
Особенно досаждали с нескромными вопросами собутыльники.
– На мне мундир драгуна! – яростно огрызался шевалье. – Если бы наш век не был таким развращенным, никто не замечал бы моей нравственности… Я пью с вами – достаточно и этого великого порока, но зачем мне приписывать остальные?
Исподволь, незаметно сочились, словно едкая плесень по сырым стенам, нехорошие, темные слухи:
– Говорят, он вовсе не мужчина, а так себе…
– По секрету: он уже ходил в женском платье.
– Да что вы? Не может быть!
– А разве вы не читали книги Гудара? Там ведь сказано прямо, что де Еон – классический гермафродит.
– Гудар – бездарность! Лучше прочтите похождения распутного Фабласа… Там сказано, что девицы де Бомон следует опасаться!
Кое-что сболтнула и княгиня Екатерина Романовна Дашкова, урожденная Воронцова, прибывшая в Лондон уже не девочкой, какой ее знал де Еон, а почтенной дамой, как президент Российской академии наук. Что схватили с ее языка англичане – так и не разобрался де Еон, но было сказано Дашковой нечто такое, что усилило пакостный интерес публики к драгунскому капитану.
Английский король Георг III, заинтригованный этими слухами, прямо обратился к королю Людовику XV с просьбой ответить:
– Кто де Еон – мужчина или женщина?
Феррерс предупредил де Еона:
– Неприятная новость: в Лондоне держат пари, и весьма значительные… Не пора ли вам сменить панталоны на юбку?
– К подобному любопытству я уже привык, – ответил де Еон. – Но еще не привык, и вряд ли привыкну, чтобы люди интересовались моей персоной на деньги… Я ведь не кенгуру!
– Что поделаешь, дорогой Шарло, – ответил лорд Феррерс. – Мы, англичане, всегда были заядлыми спорщиками. Пари, нисколько не зависящее от искусства красноречия, стало национальным спортом в нашем королевстве…
Вскоре де Еон заметил, что, куда бы он ни направлялся, за ним постоянно следуют один или два ротозея.
Де Еон измолотил двух особенно назойливых спорщиков прежестоко. Но спекуляторов Лондона это не остановило, и Феррерс предупредил его снова:
– Как это ни печально, но вам хорошо бы
– Что случилось опять?
– Участники пари составили заговор, чтобы заманить вас для телесного осмотра в присутствии нотариуса… Уезжайте!
Де Еон уехал в Шотландию, бродил по холмам, пил горькое пиво и сладкую водку в деревнях, танцевал под волынки на сельских вечеринках. Вернулся в Лондон, надеясь, что скотский интерес к нему поостыл, но… Нет, на следующий же день по приезде явилась целая делегация от спорщиков.
Теперь в Лондоне образовался «Клуб де Еона».
Явившись в суд, де Еон торжественно присягнул, что не имеет ничего общего с клубом спекуляторов и никогда не согласится подвергнуть себя унизительному осмотру.
– Я капитан драгунского полка и прошу палату судей учесть мое недавнее заявление своему королю: просьбу отправиться в польскую армию… Если я женщина, как вы думаете, то разве такие заявления поступают от женщин?..
– Ах, как вы не правы, мой друг, – сказал ему потом Феррерс. – Этим заявлением вы только подлили масла в огонь.
– Но почему?
– Вам надо было показать под присягой что-либо одно из двух: женщина вы или мужчина. Кто-то выиграл бы, кто-то в пух проигрался бы! Но пари тогда рассыпалось бы само по себе – и вы, Шарло, остались бы в том положении, в каком вам удобнее ныне.
Де Еон, побледнев, шагнул к старому другу:
– Почему вы так сказали сейчас? Неужели и вы… вы?
Почтенный лорд, математик и астроном, отвел глаза.
– Я тоже англичанин, – сказал он. – И притом вы же не станете отрицать, что ходили… Да, вы уже носили женское платье. И не только в Лондоне… Говорят, что вы были в России под видом женщины. Мало того, поверьте – женское платье вам идет более мужского… Разве не так?
Участники пари, разбившись на легионы, устраивали демонстрации, дебоширя возле дома загадочного драгунского капитана и экс-дипломата.
Агенты спорщиков сумели проникнуть и во французское посольство, которое возглавлял тогда прожженный интриган – граф де Шатле-Ломон.
– Скифы! – загрохотал он в ответ. – Вы разве не знали до сих пор, что де Еон – женщина?.. Ха-ха! Да об этом уже давно только и говорят в Париже!
В самом деле, Людовик заявил однажды при дворе:
– А вы ничего не слышали о де Еоне? Открылось нечто любопытное в этом бесстыднике: на поверку он оказался женщиной, и, говорят, прехорошенькой… Впрочем, в это я не совсем верю, ибо видел его небритым!
«Уехать… уехать», – мечтал де Еон. Засесть в Варшаве на Рыночной площади, поклониться королю Станиславу Понятовскому, и… «Неужто он так злопамятен?» А там – Россия! Сверкание снегов, жаркие печи в сенях, говор и смех красавиц, фырканье коней у подъездов, плещущий грохот бальной музыки…
Де Еон приехал в Орендч, где зашел в кафе-гауз; здесь ему обещали дать ответ о службе. Было зябко. Попросил, чтобы согреться, чашку горячего пива с сырым яйцом внутри и один морской «гаф-энд-гаф». Тут его застал Друэ – секретарь старого волка Брольи.