Персики для месье кюре
Шрифт:
— В лисьей норе? [61]
«Нет. Но хочет оттуда выйти».
— Ага, ясно.
Как это было и с Бамом, и с Пантуфлем, Фокси уже начинает приобретать различные интересные свойства. Бам — коварный проказник, что отражает переменчивую натуру Розетт. Пантуфль — дружелюбный спутник. А Фокси, похоже, воплощает бунтарский дух Майи — возможно, она уже сознает, сколько правил и ограничений ее опутывает. Немаловажно еще и то, что она выбрала себе в друзья лису — самое близкое существо к собаке.
61
«Фокси»
Я выглянула на бульвар и действительно увидела Майю в диснеевских сандалиях и майке с изображением Аладдина. Она явно была исполнена энтузиазма и радостно помахала мне, а потом исчезла в каком-то узком проходе, ведущем к реке. А примерно в трех сотнях метров дальше по бульвару весьма целеустремленно двигалась плотная группа людей, издали походивших на шахматные фигуры — три черные пешки и старый белый король; они явно направлялись к пристани.
Королем был Мохаммед Маджуби. Я узнала его белую бороду, крупное тело, медлительную, величественную поступь. Он, как всегда, был в белой джеллабе. Пешками были женщины в никабах — на расстоянии было трудно понять, кто это. Но есть ли среди них Инес? От этой группы людей исходило такое напряжение, что людей притягивало к ним, как металлические опилки к магниту. Повсюду вдоль бульвара открывались двери, хлопали ставни, и люди выходили на улицу, глядя вслед Маджуби и его спутницам.
Ру, почувствовав мое волнение, улыбнулся и сказал:
— Вот это да! Можно подумать, к нам направляется приветственная делегация.
Но это была не приветственная делегация. И теперь уже в собравшейся толпе я заметила Алису, Соню и их мать. Саид Маджуби — еще один король! — приближался со своей свитой с другого конца бульвара. Затем я разглядела также Оми, Фатиму, Захру, как всегда в никабе, и Карима Беншарки, одетого в привычные джинсы и майку, — он держался на шаг позади них. Карим, судя по его виду, пребывал в ярости, но старался держать себя в руках.
Оми приветствовала меня каркающим смехом.
— Хи-и! Что за цирк!
— А что случилось? — спросила я, но Оми не успела ответить.
Едва приблизившись к причалу, Карим выпустил целый залп скачущих арабских слов и двинулся прямиком к нашему плавучему дому, но путь ему преградил старый Маджуби. Карим попытался оттолкнуть старика в сторону, но тут уже вмешался Ру.
— Какого черта? Что здесь происходит? — спросил он.
Саид с достоинством к нему повернулся и заявил:
— Ваши суда не могут здесь оставаться. Это все частная собственность.
— Правда? — удивился Ру. — А ваш кюре вроде бы сказал, что мы можем стоять здесь сколь угодно долго.
— Наш кюре?
— Отец Анри, — пояснил Ру.
Последовал еще один залп арабских слов, затем Саид снова повернулся к Ру.
— Я непременно поговорю с отцом Анри, — сказал он. — Возможно, он не сумел полностью учесть, какое воздействие ваше пребывание здесь может оказать на нашу общину.
Старый Маджуби, качая головой, заметил:
— Сейчас ведь рамадан. И мы рады каждому гостю. Конечно, если обе стороны будут соблюдать взаимное уважение. — Он посмотрел на Ру: — И вы, разумеется, можете стоять здесь, сколько хотите.
— Я не думаю… — с явным раздражением начал Саид.
— Неужели мы откажем людям в гостеприимстве? — Голос старого Маджуби звучал негромко, но по-прежнему авторитетно. Саид бросил на него возмущенный взгляд. Старый Маджуби только улыбнулся в ответ.
— Что ж, прекрасно, — сказал наконец Саид. — Мой отец обозначил весьма важный момент: мы не хотим ни ссор, ни споров во время нашего священного праздника. И просим вас об одном: проявлять к нам должное уважение и держаться от нас подальше.
А Карим тем временем уже успел прыгнуть к нам на палубу и заглянуть в камбуз.
— Извините, но это мое судно, — одернул его Ру.
Карим повернулся и уставился на него.
— Ваше судно?
Я вышла вперед и сказала:
— Инес вчера благополучно прибыла домой. Разве она сейчас не у вас?
Карим явно был озадачен.
— Нет, у нас ее нет. Так вы говорите, что она здесь, в деревне?
Ру снова рассказал, как нашел свое судно, починил мотор и доставил Инес с девочкой в Ланскне. Пока остальные слушали эту историю, я воспользовалась возможностью и спросила у Алисы:
— Как вчера все прошло?
Она горестно покачала головой.
— Они со мной не разговаривают. Они считают, что я опозорила семью.
— Ничего, они еще просто не пришли в себя, — тихо сказала я. — А как Карим?
Она дернула плечиком.
— С Каримом у меня все кончено.
— Ну, это уже кое-что, — одобрила я.
— Но он не оставляет попыток увидеться со мной наедине. Хотя я ему прямо сказала, что больше этого не хочу.
— А как твоя сестра?
— Так себе. — Алиса пожала плечами. — По-моему, ее все время тошнит — ну, из-за беременности. Она теперь со мной почти не разговаривает, но я-то вижу, как ужасно она устала.
Я посмотрела на Соню; та стояла в одиночестве, глядя на реку, и в ее позе было что-то невероятно тоскливое. Я подошла к ней и заметила, что на глазах у нее слезы.
— Что с вами? — спросила я.
Она, похоже, была удивлена. Одно из свойств никаба — способность создать иллюзию невидимости, помешать любым контактам с незнакомцами. Глаза Сони — обведенные сурьмой и очень красивые — нервно избегали моего взгляда.
— Вы ведь Вианн Роше, не так ли? — сказала она. — Алиса мне о вас рассказывала.
В ее ровном негромком голоске, доносившемся из-под покрывала, слышалось легкое осуждение.
Я улыбнулась.
— Рада с вами познакомиться, — сказала я. — Я надеюсь, вы с Алисой как-нибудь к нам зайдете?
И снова она удивленно на меня посмотрела. Да уж, Соня Беншарки наверняка не привыкла к подобным приглашениям от незнакомых людей. Ее цвета, прячась под покрывалом, словно кружились в какой-то нездоровой карусели. У этой девушки явно было тяжело на душе. Ее снедали печаль, страх и, возможно, невнятная вина…