Перстень альвов, кн. 2: Пробуждение валькирии
Шрифт:
Я поднималась со ступени на ступень, и белый храм манил меня к себе. Последние три ступени были высотой больше локтя каждая. Одолеть их стоило труда, но едва я поднялась на первую, как меня охватило чувство, что все земное осталось далеко внизу, а я стою на прямом пути в небеса.
Перед входом в храм выстроились во множестве каменные столбы, украшенные резьбой; я шла между ними, как в окаменевшем лесу, мне было страшно, но какая-то сила вела и вела меня вперед.
Передо мной были двери храма: шириной они были локтей в семь, а высотой – в пять человеческих ростов. Я вступила на порог и дальше идти не смела. Напротив меня стояла каменная женщина, и я поняла, что это она звала меня. Это была
На камне, что служил богине подножием, были вырезаны руны. Я сосчитала их: их было десять, пять рядом и поодаль еще пять. Все их я уже видела на черепках и на сосудах, но не знала их имен и значений.
За спиной богини я смутно увидела в полумраке темное отверстие небольшой двери. Я видела резной узор на белом камне ее косяка, и впервые на этой земле мне показалось, что там, за этой дверью, не пусто и мертво, что там кто-то есть, кто-то живой, кто скажет мне живое слово… Но я не смела пройти туда. Я только положила мои цветы на порог, поклонилась богине и ушла.
Полуденный зной утомил меня, и я прилегла отдохнуть на траву в тени масличной рощи. Сон слетел ко мне из ее шелестящей тени, и во сне я увидела Белую Богиню. Она сияла всеми красками жизни, глаза ее источали звездный свет, и живой огонь вырывался из золотого кубка в ее руках.
– Я – Атена Метиа, дочь Всетворца Деоса! – сказала она, и голос ее был сплетен из ветра и волн. – Я связую все сущее в единую нить бытия, я покрыла щитом Порядка меч Разрушения, я сберегаю в кубке священный огонь Разума и не даю уснуть хранителям его даже в самую темную ночь! Я – Пряха Поколений, я протягиваю нить из прошлого в будущее. Я хочу, чтобы ты жила в моем храме и служила мне, и тогда я, Атена Метиа, открою вам двери, в которые вы стучитесь понапрасну. И пусть отныне будет тебе имя – Атенес-Кори, что значит Дочь Атены.
В тот день я не вернулась в дом моего рода. Теперь я могла прочитать имя богини, начертанное на камне, и вскоре все люди знали, что я получила из рук ее шесть первых рун этой земли…
Перед глазами Эйры сиял высокий, одетый резным белым камнем вход в храм, а на пороге она видела ту, от чьего имени велся рассказ и которая вдруг стала говорить «я» вместо прежнего «мы». Она стояла, с белыми цветами в загорелых руках, устремив взгляд в светлую полутьму и не смея шагнуть дальше… Ее глаза были глазами Эйры, и лицо было ее лицом, и ее темные волосы, сколотые в узел, чтобы на жаре ветерок обдувал шею и спину. Одета она была странно: в длинную рубаху с рукавами, разрезанными до локтя, а платьем служил большой кусок темно-синей ткани, обернутый вокруг бедер и сколотый на боку круглой бронзовой застежкой. На плечах ее крепились две небольшие серебряные бляшки, а между ними на цепочке висели вещи и амулеты, так хорошо знакомые Эйре: бронзовая трубочка игольника, молоточек Тора, серебряная рука Тюра, крошечный кабан Фрейи, рог Хеймдалля… Эта девушка выросла под покровительством тех же богов, но в душе уже была иной: другая земля изменила ее, наложила свой отпечаток.
Случилось то чудо, которого Эйра ждала: сама она вошла в тот белый храм, и ветер другого, теплого моря овевал ее лицо. Она стала другой, и Земля Окаменевших, еще неведомая и полная тайн, уже приняла ее в объятия своих зеленых холмов и пышных рощ. И вся эта земля жила внутри ее души, а сама она была огромна, как вселенная… Хотелось найти, нащупать этот
Кто-то вдруг прикоснулся к ее плечу. Прикосновение было совсем легким, но Эйра вздрогнула от неожиданности; так бывает, если в полусне померещится, что падаешь. Она открыла глаза, резко повернула голову: рядом с ней стоял человек. Он был так высок, что-то такое внушительное было во всем его облике, что он показался Эйре одним из тех великанов, о которых рассказывала ей богиня, внезапно обретшая имя Атенес, – тех великанов, что и окаменевшими были прекрасны, чей облик поражал, как молния, вызывал трепетный ужас и благоговейный восторг… Эйра никогда не видела этого человека, никогда не встречалась с ним, но почему-то ей показались знакомыми эти длинные русые волосы, гладко зачесанные назад и заплетенные в косу, это лицо с прямыми крупными чертами, с обветренной кожей, эти серые глаза, смотрящие на нее таким спокойным и проницательным взглядом…
Не понимая, явь это или видение, Эйра безотчетно отшатнулась, полуобняла камень и прижалась к нему, как к живому существу, способному защитить ее. Пришелец сделал движение: ему показалось, что сейчас она уйдет в камень, исчезнет, и он с трудом сдержал порыв броситься за ней и схватить за руку. Надежность камня немного успокоила Эйру: она заново узнала Раудбергу и хоровод застывших великанов-валунов, но не могла собраться с мыслями и терялась, не понимая толком, рассталась ли она с миром своих чудных видений или он пришел сюда за ней.
– Я долго ждал, когда ты меня заметишь, но ты словно спала, – дружелюбно, мягко, как будто даже слегка виновато сказал пришелец. Голос у него был низкий, но тоже мягкий. – Я не хотел тебе мешать, но мне показалось… Ты была так далеко, что могла и не вернуться. А мне очень нужно поговорить с тобой.
– Кто… кто ты? – задыхаясь, прошептала Эйра.
Она никак не могла опомниться от тревожного недоумения: как он сюда попал, как подошел так тихо, что она не заметила? Ее мучило сильное сердцебиение, как бывает, если спящего внезапно разбудят резким звуком, и от этого ей было трудно говорить.
Кто кольчугу рассек?Кто меня разбудил?Кто сбросил с менястальные оковы? [5] —вспомнились Хельги слова валькирии Брюнхильд, разбуженной Сигурдом Убийцей Дракона. На вершине Раудберги не горел огонь до самого неба, и он не заметил ни ограды из щитов, ни знамени на копье, но эта девушка, которую он увидел стоящей под одним из валунов, показалась ему спящей тем священным сном, в который Один погрузил когда-то непокорную валькирию. Хельги долго рассматривал ее невысокую, хрупкую фигуру, пушистые темные волосы, раздуваемые ветром, коричневое платье с узором из ломаных белых линий. Удивительнее всего было ее лицо с закрытыми глазами. Хельги не смог бы сказать, красиво ли оно, о красоте как-то не думалось. Оно светилось изнутри особым тонким светом, дрожь внутреннего волнения пробегала по изящным чертам; стоя неподвижно, девушка переживала какие-то огромные душевные движения, закрытыми глазами видела целые миры и эпохи. Хельги не стал бы мешать духовным странствиям ясновидящей, но ему вдруг стало страшно за эту хрупкую девушку, которая уходит совсем одна и так далеко.
5
«Старшая Эдда. Речи Сигрдривы». Эти слова произносит валькирия Сигрдрива, которую Сигурд разбудил от священного сна. В дальнейшем сюжете Сигрдрива отождествляется с Брюнхильд, будущей возлюбленной Сигурда.