Пертская красавица (ил. Б.Пашкова)
Шрифт:
меня самого, которые переправлялись ему через этого
труса и отступника Банкла – пусть посмеет отрицать!.
Письма, в которых графу дается совет на некоторое время
удалить герцога Ротсея от двора и запереть его здесь, в
замке Фолкленд.
– Да, но ни слова не говорится о том, – возразил со
злобной улыбкой Дуглас, – чтобы бросить принца в под-
земелье, заморить голодом… удушить!. Уведите негодяев,
Бэлвини, довольно им грязнить своим дыханием воздух в
божьем мире!
Узников поволокли к бойницам. Но когда пошли при-
готовления к казни, аптекарь выразил вдруг горячее же-
лание еще раз увидеть Кэтрин – как он уверял, «ради блага
своей души». В надежде, что закоренелый грешник в по-
следний час раскаялся, девушка согласилась вновь под-
няться к бойницам, не отступив перед зрелищем, столь
претившим ей. Она сразу увидела Бонтрона, пьяного до
бесчувствия, обезоруженного, без панциря, Рэморни, ко-
торый тщетно старался скрыть страх, пока вел разговор со
священником, вызванным к нему для напутствия по его
особой просьбе, и увидела Двайнинга таким, каким знала
его всегда: смиренным, подобострастным, сгорбленным. В
руке он держал серебряное перо, которым что-то строчил
на клочке пергамента.
– Кэтрин, – сказал он, – я хочу – хе-хе-хе! – сказать тебе
кое-что о сути моих религиозных верований.
– Если таково твое намерение, зачем терять время со
мною? Обратись к этому доброму монаху.
– Этот добрый монах, – сказал Двайнинг, – хе-хе!.
давно уже поклоняется тому божеству, которому я служил.
Поэтому я предпочитаю привести к своему алтарю нового
почитателя – в твоем лице, Кэтрин. Этот клочок пергамента
расскажет тебе, как проникнуть в мою часовню, где я так
часто, укрытый ото всех, отправлял богослужение на свой
лад. Те иконы, что ты там найдешь, я оставляю тебе в на-
следство – просто лишь потому, что тебя я ненавижу и
презираю меньше, чем всех других безмозглых людишек,
которых я был принужден доныне называть своими
ближними. А теперь уходи… или оставайся, и ты увидишь,
как умирает знахарь, – так же, как жил, или нет.
– Да не допустит того пречистая! – воскликнула Кэт-
рин.
– Постой, – сказал аптекарь, – я должен молвить еще
словечко, а этот доблестный лорд пусть послушает, если
хочет.
Лорд Бэлвини подошел, влекомый любопытством: не-
поколебимое бесстрашие человека, который никогда не
обнажал меча и не носил брони, тщедушного карлика,
представлялось ему чем-то колдовским.
– Видишь ты это орудьице? – сказал преступник, по-
казывая серебряное перо. – При его посредстве я могу уйти
даже из-под власти Черного Дугласа.
– Не давайте ему ни чернил, ни бумаги, – поспешно
сказал Бэлвини. – Он наведет чары.
– Не бойтесь, ваше благородие и любомудрие, хе-хе-хе!
– возразил Двайнинг с обычным своим смешком и отвин-
тил верхушку пера, в котором оказалось запрятано нечто
вроде крошечной губки, с горошину величиной. – Теперь
смотрите, – сказал узник и поднес ее к губам.
Действие было мгновенным. Он упал перед ними
мертвый, с застывшей на лице презрительной усмешкой.
Кэтрин вскрикнула и, спасаясь бегством от страшного
зрелища, кинулась сломя голову вниз по лестнице. Лорд
Бэлвини окаменел на мгновение, потом закричал:
– Он, может быть, навел чары! Повесить его на бойнице
живого или мертвого! Если его гнусная душа только ждет в
сторонке и еще воротится, она найдет тело со свернутой
шеей.
Приказ был исполнен. Затем повели на казнь Бонтрона
и Рэморни. Бонтрон, видно, так и умер, не успев понять,
что с ним происходит. Рэморни, бледный как смерть, но
полный все той же гордости, которая привела его к гибели,
потребовал, чтобы ему, как рыцарю, дали умереть не в
петле, а на плахе.
– Дуглас никогда не меняет своего приговора, – сказал
Бэлвини. – Но твои права будут уважены… Пришлите сюда
повара с резаком.
Челядинец быстро явился на зов.
– Ты что дрожишь, парень? – сказал ему Бэлвини. – А
ну, сшиби-ка своим резаком этому человеку золоченые
шпоры с пят! Теперь, Джон Рэморни, ты уже не рыцарь, а
подлый виллан. Кончай с ним, прохвост-маршал! Вздерни
его промеж двух его товарищей – и, если можно, выше их
обоих.
Четверть часа спустя Бэлвини сошел доложить Дугласу,
что преступники казнены.
– Значит, следствие продолжать ни к чему, – сказал
граф. – Что вы скажете, господа присяжные, виновны эти
люди в государственной измене или нет?
– Виновны, – объявили угодливые присяжные с по-
хвальным единодушием. – Нет нужды в добавочных ули-
ках.
– Протрубите сбор – и на коней! Мы едем одни с нашей
личной свитой. Да накажите людям, чтоб молчали обо
всем, что здесь произошло, пока не доложим королю, а это
можно будет сделать не раньше как в вербное воскресенье,
по окончании боя. Отберите, кому нас провожать, и объя-