Пертская красавица (ил. Б.Пашкова)
Шрифт:
мне не нужны услуги человека, который обнажает меч
лишь ради золота.
Итак, герольды двинулись по полукругу, краем арены,
время от времени останавливаясь, чтобы сделать оглаше-
ние. Но, как видно, никого не соблазняла предложенная
честь быть зачисленным в отряд. Одни посмеивались над
бедностью горцев, предложивших такую жалкую плату за
столь опасную службу, другие притворно негодовали, что
так дешево ценится кровь горожан. Никто не выказал ни
малейшего желания взять на себя нелегкий этот труд, пока
слова глашатая не достигли ушей Генри Уинда, который
стоял по ту сторону барьера, разговаривая с Крейгдэлли,
или, правильней сказать, рассеянно слушая, что говорил
ему бэйли.
– Эй, что он там объявил? – вскричал кузнец.
– Щедрое предложение Мак-Гилли Хаттанаха, – сказал
хозяин гостиницы Грифона. – Уплатить золотую крону
тому, кто захочет превратиться на денек в дикую кошку и
быть убитым на его службе! Только и всего.
– Как! – вскричал с горячностью Смит. – Они вызывают
охотника сразиться в их рядах против кухилов?
– Вот именно, – сказал Грифон. – Вряд ли сыщется в
Перте такой дурак…
Только молвил он это слово, как увидел, что Смит пе-
ремахнул одним прыжком через ограду и вышел на арену,
говоря:
– Вот, сэр герольд, я, Генри из Уинда, согласен сра-
зиться на стороне клана Хаттан.
Ропот восхищения пробежал по толпе, между тем как
степенные горожане, не видя никакого разумного оправ-
дания такому поступку Генри, решили, что кузнец совсем
свихнулся от любви к драке. Особенно был поражен сэр
Патрик Чартерис.
– С ума ты сошел, Генри! – сказал он. – Да у тебя нет ни
меча двуручного, ни кольчуги!
– И впрямь нет, – согласился Генри. – С той кольчугой,
что я недавно сделал для себя, я расстался ради вон того
удальца, вождя кухилов, и скоро он изведает на собст-
венных плечах, каким ударом я разбиваю свою клепку. Ну,
а меч… на первых порах мне послужит вот эта детская
тросточка, пока я не раздобуду в бою меч потяжелее.
– Так не годится, – сказал Эррол. – Слушай, оружейник,
во имя девы Марии, бери мой миланский панцирь и добрый
испанский меч!
– Премного благодарен вам, мой благородный граф, сэр
Гилберт Гэй! Но то снаряжение, с помощью которого ваш
храбрый предок повернул счастье в битве при Лонкарти,
сослужит службу и мне. Не больно я люблю драться чужим
мечом и в доспехах чужой работы – я тогда не знаю толком,
какой удар могу нанести, не сломав клинка, и что выдер-
жит, не расколовшись, надетый на меня панцирь.
Между тем пронесся в толпе и пошел гулять по городу
слух, что бесстрашный Смит выходит в бой без доспехов, и
уже приблизился назначенный час, когда все услышали
вдруг пронзительный голос женщины, кричавшей, чтоб ее
пропустили к арене. Толпа расступилась перед ее дерзо-
стью, и женщина подошла, еле дыша под тяжестью коль-
чуги и огромного двуручного меча. В ней сразу распознали
вдову Оливера Праудфьюта, а доспехи несла она те, что
принадлежали самому Смиту: муж ее взял их у кузнеца в ту
роковую ночь, когда был убит, и естественно, что вместе с
телом мертвеца в дом жены внесли и надетые на нем дос-
пехи, и вот благодарная вдова, собрав все свои силы, при-
волокла их на арену боя в час, когда оружие было как
нельзя более нужно его владельцу. С глубокой призна-
тельностью принял Генри привычные доспехи, а вдова
дрожащей рукой торопливо помогла ему облачиться в них
и, прощаясь, сказала:
– Да поможет бог заступнику вдов и сирот! И да не
будет удачи никому, кто выйдет на него!
Почувствовав на себе испытанные доспехи, Генри
бодро встряхнулся, точно затем, чтобы кольчуга лучше
облекла его тело, потом вырвал из ножен двуручный меч и
завертел над головой, выписывая им в воздухе свистящие
восьмерки такой легкой и быстрой рукой, что было видно, с
каким искусством и силой владеет он своим увесистым
оружием. Воинам дали приказ поочередно обойти арену –
но так, чтобы не скрестились их пути, и, проходя, почти-
тельно склониться перед золотым шатром, где восседал
король.
Пока шел этот смотр, зрители снова с жаром сравни-
вали руки, ноги, рост и мускулатуру воинов обоих отрядов,
гадая, каков будет исход сражения. Ярость столетней
вражды, разжигаемой нескончаемым насилием и кровной
местью, клокотала в груди каждого бойца. Их лица были,
казалось, дико искажены выражением гордости, ненависти
и отчаянной решимости биться до конца.
В напряженном ожидании кровавой игры зрители ве-
село и шумно выражали свое одобрение. Спорили и бились
об заклад касательно исхода битвы и ожидаемых подвигов
отдельных ее участников. Ясное, открытое и вдохновенное
лицо Генри Смита привлекло к нему сочувствие боль-
шинства зрителей, и предлагались, как сказали бы сегодня,
неравные пари, что он сразит троих противников, прежде
чем будет сам убит. Смит едва успел облачиться в доспехи,