Пертская красавица (ил. Б.Пашкова)
Шрифт:
как вожди отдали приказ стать по местам, и в тот же миг
Генри услышал голос Гловера, громко прозвучавший над
замолкшей теперь толпой и взывавший к нему:
– Гарри Смит, Гарри Смит! Какое безумие нашло на
тебя!
«Эге, ты хочешь спасти от Гарри Смита знатного зятя…
настоящего или будущего!» – такова была первая мысль
оружейника, второй его мыслью было, что нужно обер-
нуться и поговорить с перчаточником, а третьей – что,
вступив в ряды, он уже ни под каким предлогом не может
без позора выйти из них или выказать хоть минутное ко-
лебание.
Итак, он приступил к тому, что требовал час. Оба вождя
расположили свои отряды в три ряда по десять человек.
Бойцов поставили на таком расстоянии друг от друга,
чтобы каждый мог свободно орудовать мечом, клинок ко-
торого имел пять футов в длину.
Второй и третий ряды составляли резерв и должны
были вступать в бой по мере того, как первый будет редеть.
На правом крыле кухилов стоял их вождь Эхин Мак-Иан,
избравший для себя место во втором ряду между двумя
своими назваными братьями. Еще четверо лейхтахов за-
няли правую половину первого ряда, отец же и два других
брата защищали своего любимого вождя с тыла. Сам Тор-
квил стоял непосредственно за вождем, чтобы его при-
крывать. Таким образом, Эхин оказался в центре девяти
сильнейших бойцов своего отряда, поставив четырех за-
щитников впереди себя, по одному слева и справа, и трех в
своем тылу.
Хаттаны расположились в таком же порядке, с той
лишь разницей, что вождь их стал в центре среднего ряда, а
не на правом его конце. Это побудило Генри Смита, ви-
девшего в отряде противника только одного врага – не-
счастного Эхина, попроситься на левое крыло отряда
Хаттанов, в первый его ряд. Но предводитель не одобрил
такого расположения и, напомнив Генри, что он обязан ему
повиновением как наемник, принявший плату из его руки,
приказал ему стать в третьем ряду, непосредственно за ним
самим. Это был, конечно, почетный пост, и Генри не мог
его отклонить, хоть и принял с неохотой.
Когда оба клана выстроились в таком порядке друг
против друга, они стали ярым кличем выражать свое рве-
ние королевских вассалов и жажду показать его на деле.
Клич, раздавшийся сперва в строю кухилов, был подхвачен
хаттанами, в то же время те и другие потрясали мечами и
гневно грозились, точно хотели сломить дух противника,
перед тем как действительно вступить в борьбу.
В тот час испытания Торквил, сам не знавший страха,
был охвачен тревогой за Гектора, но быстро успокоился,
видя, как уверенно держится его любимец. И те немногие
слова, с какими юный вождь обратился к своему клану,
прозвучали смело и должны были воодушевить бойцов: он
выразил решимость разделить их жребий, ждет ли их
смерть или победа. Но не осталось уже времени для на-
блюдений. Королевские трубачи протрубили вступление
на арену, пронзительно и одуряюще загудели волынки, и
воины двинулись правильным строем, все ускоряя шаг,
пока не перешли на легкий бег и не встретились на сере-
дине поля, как бурная река встречается с набегающим
морским прибоем.
Первые два ряда стали рубиться длинными мечами, и
бой, казалось, развивался поначалу как цепь независимых
поединков. Но вскоре с той и другой стороны, распаленные
ненавистью и жаждой славы, стали пробиваться в проме-
жутки воины вторых и третьих рядов, и теперь битва уже
являла картину общей сечи: над хаосом свалки то подни-
мались, то опускались громадные мечи, одни – еще свер-
кая, другие – залитые кровью, и так быстро они двигались,
что казалось, будто ими управляют не человеческие руки, а
какой-то сложный механизм. Многие бойцы, так как в
тесноте стало невозможно пользоваться длинным мечом,
уже пускали в ход кинжалы и пытались подойти к про-
тивнику совсем близко, чтобы тот, размахнувшись мечом,
не мог их задеть. Хлестала кровь, и стоны раненых слива-
лись с воем кидавшихся в сечу – потому что во все времена
шотландские горцы, верные своему исконному обычаю, не
кричали в бою, а скорей завывали. Однако зрители, даже те
из них, чей взор был привычен к зрелищу крови и смяте-
ния, не могли разобрать, какая сторона берет верх. Бой,
правда, шел, то придвигаясь ближе, то отступая, но это
говорило всякий раз лишь о кратковременном превосход-
стве, которое тут же утрачивалось под натиском противной
стороны. Дикая музыка волынок еще звучала над сечей и
побуждала бойцов с новым рвением кидаться в битву.
Но вдруг, словно по обоюдному сговору, волынки
пропели сигнал к отступлению, он был дан заунывными
звуками, означавшими, казалось, погребальную песнь над
павшими. Стороны прекратили схватку и разошлись для
передышки на несколько минут. Зрители жадно огляды-
вали поредевшие ряды бойцов, когда те выходили из сра-