Пертская красавица (ил. Б.Пашкова)
Шрифт:
рамиться перед всеми. Каждого, мне думается, веселит злая
шутка. Но в том и разница между людьми, что злой человек
пьет до дна усладу, которую она доставляет, тогда как в
человеке более благородного душевного склада склонность
посмеяться вскоре уступает место сочувствию и состра-
данию.
– Позволь, я тебе пособлю, сосед, – сказал Смит и,
спрыгнув с коня, посадил Оливера, который, точно мар-
тышка, старался вскарабкаться на свое боевое седло.
– Да простит тебя бог, сосед Смит, что ты бросил меня
одного! Не поверил бы я, что ты способен на такое, хотя бы
мне в том присягнули пятьдесят самых верных свидетелей!
Таковы были первые слова, скорее грустные, нежели
гневные, какими приунывший Оливер выразил свои чув-
ства.
– Бэйли держал мою лошадь под уздцы. А кроме того, –
добавил Генри, не сумев при всем своем сочувствии
удержаться от улыбки, – я побоялся, как бы ты меня не
обвинил, что я отнимаю у тебя половину чести, если бы я
вздумал прийти к тебе на помощь, когда перед тобою был
лишь один противник. Но не грусти! Этот подлец взял над
тобою верх только потому, что твоя кобыла не слушалась
узды.
– Что верно, то верно! – сказал Оливер, жадно ухва-
тившись за такое объяснение.
– Вон он стоит, негодяй, радуется злу, которое совер-
шил, и торжествует из-за твоего падения, как тот король в
романе, игравший на виоле, когда горел его город*. Идем
со мной, и ты увидишь, как мы его отделаем… Не бойся, на
этот раз я тебя не покину.
Сказав это, он схватил Джезабель за поводья и, не дав
времени Оливеру возразить, помчался с нею бок о бок,
устремившись к Дику Дьяволу, который стоял поодаль на
гребне отлогого холма. Однако, считая ли бой неравным
или полагая, что достаточно навоевался в этот день,
Джонстон Удалец прищелкнул пальцами, поднял вызы-
вающе руку, пришпорил коня и поскакал прямо в соседнее
болото, по которому запорхал, точно дикая утка, размахи-
вая вабиком над головой и высвистывая своего кречета,
хотя всякую другую лошадь с всадником тотчас же затя-
нуло бы в трясину по самую подпругу.
– Как есть разбойник! – сказал Смит. – Он вступит в
драку или побежит – как ему захочется, и гнаться за ним не
больше проку, чем пуститься за диким гусем. Сдается мне,
он прикарманил твой кошелек – эти молодчики редко когда
смываются с пустыми руками.
– Да-а, – печально протянул Праудфьют. – Он забрал
кошелек, но это ничего – он оставил мне охотничью сумку!
– Так-то оно лучше! Охотничья сумка была бы для него
эмблемой победы – трофеем, как говорят менестрели.
– Она ценна не только этим, приятель, – многозначи-
тельно проговорил Оливер.
– Отлично, сосед. Люблю, когда ты говоришь в свой-
ственном тебе стиле начитанного человека. Веселей! Не-
годяй показал тебе спину, и ты получил назад трофеи, едва
не потерянные в ту минуту, когда враг захватил тебя
врасплох.
– Ах, Генри Гоу, Генри Гоу! – воскликнул шапочник и
примолк с глубоким вздохом, чуть не со стоном.
– Что такое? – спросил тот. – О чем ты еще сокруша-
ешься?
– Я подозреваю, дорогой мой друг Генри Смит, что
негодяй обратился в бегство из страха перед тобой – не
передо мной.
– Зря ты так думаешь, – возразил оружейник. – Он
увидел двоих и побежал, кто же скажет теперь, от кого он
бежал – от того или другого? К тому же он ведь испытал на
собственной шкуре твою силу и напористость: мы все ви-
дели, как ты брыкался и отбивался, лежа на земле.
– Это я-то отбивался? – сказал бедный Праудфьют. –
Что-то не помню… Но я знаю, что в этом моя сила – ляжки
у меня здоровенные. И все это видели?
– Видели не хуже меня, – сказал Смит, едва удержива-
ясь от смеха.
– А ты им об этом напомнишь?
– Непременно! – ответил Генри. – И о том, каким от-
чаянным храбрецом ты себя только что показал. Примечай,
что я стану сейчас говорить Крейгдэлли, потом обернешь
это в свою пользу.
– Не подумай, что мне требуется чье-то свидетельство:
я по природе своей не уступаю в храбрости ни одному че-
ловеку в Перте, но только… – Великий храбрец запнулся.
– Только что? – спросил отважный оружейник.
– Только я боюсь, как бы меня не убили. Оставить
вдовой мою милую женушку и малых детей – это, знаешь,
было бы очень печально, Смит. Тебе это станет понятно,
когда ты сам будешь в моем положении. Твоя отвага тогда
поостынет.
– Очень возможно, – сказал, призадумавшись, ору-
жейник.
– И потом, я так приучен к оружию и такое у меня мо-
гучее дыхание, что мало кто в этом со мною сравнится. Вот
она где, силища! – сказал коротышка, надувшись так, что
стал похож на чучело, и ударяя себя кулаком в грудь. – Тут
хватило бы места для кузнечных мехов.
– Дыхание у тебя, я сказал бы, могучее, и впрямь – что