Перуновы дети
Шрифт:
– Ну и как? – серьёзно спросил Чумаков.
– Говорят, есть хорошие. Обещали, как будет возможность, дать где-нибудь подборку…
Чумаков, помедлив, признался:
– Я тоже с госпиталя писать пытаюсь, только никому не показываю, чепуха получается. Невероятно трудно выразить мысль на бумаге, даже прозой, а в стихах, по-моему, – это вообще высшая степень литературного искусства.
– Не скажите, – возразила Лида. – Некоторые считают, что стихи писать легче, и называют их менее серьёзным жанром, чем проза…
– На мой взгляд, главное – какие ты вкладываешь мысли, а уж форма – дело второстепенное, – ответил Чумаков.
Они подъехали к больнице, потом ещё в несколько мест, где Лида решала свои дела.
– Кажется, всё! – наконец облегчённо вздохнула она. – Спасибо вам, Вячеслав Михайлович, я сама бы точно не успела!
Чумаков притворно насупился.
– Так! – многозначительно произнёс он. – Это никуда не годится!
Остановив машину у магазина, вышел. Вскоре вернулся с бутылкой сухого вина и коробкой конфет.
– Всё, пора кончать это безобразие! – повторил он.
– Какое? – улыбнулась Лида, понимая, что это шутка.
– А такое, милая девушка, что всякий раз вы напоминаете о том, что я старый и больной человек, мне это надоело.
– Я? Напоминаю? – изумилась и даже возмутилась Лида.
– Да, напоминаете своим выканьем. Сейчас мы поедем ко мне, выпьем, как говорится, на брудершафт и после этого перейдем на «ты». Тем более что день на закате, а мы ещё не обмыли нашу встречу!
Лида опять улыбнулась, как показалось Чумакову, печально и чуть устало. В этот момент он почувствовал себя мальчишкой рядом с серьёзной и мудрой женщиной.
Подъехали к зданию стандартной девятиэтажки.
– Ура, лифт работает, а я думал: придётся с гостьей на восьмой этаж пешком ковылять.
– Как ваша нога? – поинтересовалась Лида.
– В порядке, имеется в наличии. Если мало её гонять, выкаблучиваться начинает, потому стараюсь спуску не давать. Пусть радуется, что тогда не позволил её оттяпать…
Проводив гостью в комнату, Чумаков удалился на кухню. Лида, присев на диван-кровать, осмотрелась. Шифоньер, шкаф с книгами, стол, несколько стульев – вот и вся обстановка. Но всё чисто и на своих местах.
Вошёл Чумаков, неся шипящую сковородку.
– Вот, кашу разогрел. Прошу прощения, еда солдатская, простая.
Затем достал стаканчики для вина.
Взглянув на Лиду, увидел её такой же немного усталой.
– Что с тобой? – спросил.
– Голова разболелась. – Лида потёрла лоб рукой. – Где-то у меня были таблетки, – она стала копаться в сумочке, – можно попросить воды?
– Никаких таблеток! – решительно запротестовал Чумаков. – Сейчас мы вас вылечим, доктор. Сядьте, пожалуйста, удобнее, расслабьтесь…
Потерев ладони друг о друга, как бы разогревая их, он закрыл глаза, постоял, сосредотачиваясь, затем приблизил ладони к голове Лиды, медленно двигаясь от висков к затылку.
– Глаза закрывать? – спросила Лида.
– Не имеет значения, – отвечал Чумаков, продолжая манипуляции. – Что-нибудь чувствуешь?
– Странное ощущение, будто между вашими руками и моей головой какое-то упругое вещество, и через него я чувствую прикосновения… Так приятно…
Через некоторое время Чумаков опустил руки.
– Всё! Как теперь?
Лида осторожно повернула голову, потом потрясла ею.
– Прошло! Правда уже не болит! – удивлённо-радостно сообщила она.
– У тебя было нарушение целостности энергетического поля в правой затылочной части, я попытался его скорректировать…
– Я слышала про биоэнергетику, но испытать не приходилось… Вы что же, Вячеслав Михайлович, теперь экстрасенс?
– Нет, – улыбнулся он. – Просто после госпиталя появилась какая-то обострённая чувствительность. Еду, например, на машине и точно знаю, куда свернёт водитель впереди. Мысли некоторые могу угадывать, головную боль снимать знакомым, соседям – это несложно, я даже мальчишек своих научил.
– А вы не говорили, что у вас есть дети… – чуть насторожилась Лида.
– Есть. Человек тридцать. – Чумаков рассмеялся. – Я секцию самбо веду в школе, так что у меня не только мальчишки, но и пяток девчонок есть. С ребятами интересно возиться, я учу их, они – меня…
– Да, наверное, – согласилась Лида. – Кстати, где же ваша обещанная каша?
– Не ваша, а твоя, – заметил Чумаков, наливая вина.
Со звоном сдвинув стаканы, они переплели руки и выпили, но целоваться не стали.
– А теперь скажи: «Слава, где твоя каша?» – не отступал Чумаков.
– Хорошо, Слава, где твоя каша? – произнесла Лида.
Оба рассмеялись, почувствовав себя свободно.
– Вкусно! – удивилась Лида, уплетая «солдатский продукт». – Я думала, каша есть каша, а эта какая-то особенная, что за рецепт?
– Рецепт очень простой: кладётся всё съестное, что на данный момент имеется в доме, конечно, с соблюдением сочетаемости – и в духовку на полчасика!
Пили вино, ели конфеты, разговаривали, перескакивая с темы на тему, вспоминали «уроки французского», на которых их «застукала» Леночка, опять смеялись. И Чумаков, как и тогда, не переставал удивляться: с детства он мечтал найти человека, с которым можно было поговорить обо всём, который тебя поймёт. В школе таким другом оказался Андрей. Потом – Ка Эм. Но в дальнейшей работе откровения пришлось упрятать на недосягаемую глубину. И вот спустя много лет, когда он уже потерял надежду, в подобной роли неожиданно предстала молодая симпатичная девушка, это было необычайно приятным подарком случая.
«Только ли случая? – съехидничал внутренний голос. – Не по этой ли самой причине ты поехал в Днепропетровск, держа в подсознании упоминание Лиды, что где-то здесь проживает её мама, хотя и не признавался себе в этом? Не ждал ли этой встречи ежедневно и ежечасно при всяком посещении больниц, зная, что она работает врачом, не искал ли в кинотеатрах, у книжных ларьков, возле ЦУМа у фонтана или просто в человеческой реке, текущей по центральному проспекту. И то, что случилось сегодня, – чудо, судьба или всё же просчитанная тобой закономерность?»