Перуновы дети
Шрифт:
– Ты права. Иногда возникают моменты, когда раздвигается пелена времён, и ты не просто видишь картину, а как бы участвуешь в ней изнутри, буквально на себе ощущаешь происходящие события. Тут идут такие подробности, которых и в мыслях никогда не имел. Знаешь, на что это похоже?
– На то, как палеонтологи восстанавливают по останкам реальные образы древних животных? – на сей раз угадала Лида.
– Да. Только я вот ещё о чём подумал, Лидок, а не существует ли возможности подобной реконструкции по астральному скелету?
– Что ты имеешь в виду?
– Вспомни методику по воссозданию астральных двойников. Основное, что для этого требуется: уловить сущность человека, животного или даже предмета, найти, почувствовать его «несущую конструкцию», его «скелет». И тогда начинают словно сами собой «притекать» подробности: черты лица, детали одежды, особенности поведения, прочие характерные детали. По-моему, то же самое происходит у художников, поэтов, писателей, вообще у творческих людей. Когда им удаётся ухватить суть, то сами потом удивляются, как персонаж начинает строить сам себя: подсказывать внешность, привычки, особенности речи. Кисть художника схватывает нужные сочетания красок, а резец мастера едва поспевает за озарением мысли. Не произошло ли подобное и у нас? Светозар и Ивица, баба Ганна и дед Славута, Велимир и Мечислав – плод ли это творческого воображения или мы смогли, уловив сущности, извлечь образы реального прошлого?
– Постой, постой… – остановила Лида Вячеслава, сжав его руку, чтобы справиться с объёмом нахлынувших мыслей. – Значит, как по скелету восстанавливают ископаемого динозавра, так по астральной конструкции можно воссоздать облик реальных людей? Но ведь у палеонтологов есть конкретные скелеты и научная методика, а тут что?
– Точно такая же наука, Лидок. Анализ и синтез отдельных деталей, каких-то штрихов, событий, поступков, времени, условий, десятков и сотен «косвенных» данных, в результате обработки которых и возникает конкретный образ. Вспомни те моменты, когда написаное казалось нам самим фантазией, а потом ему находились убедительные подтверждения. Да вот, зачем далеко ходить: образы Миролюбова и Изенбека, когда мы о них почти ничего не знали, видели только фотографии и написали так, как подсказывало чутьё. А теперь, после моего визита к фрау Миролюбовой, что выяснилось? Есть противоречия?
– Ни одного! – радостно согласилась Лида. – Мы узнали только подробности, которые ярче проявили сделанные нами наброски. Как ты говоришь, «нарастили мяса на скелет».
– Вот именно. Просто понимание общих закономерностей и объёмное мышление – это огромный труд. Сколькому нам пришлось научиться, от скольких, по мнению других, материально необходимых вещей отказаться. По сути, мы с тобой действительно будто живём в ином мире, родная! – Вячеслав обнял жену. – Вокруг развал, инфляция, жестокая проза жизни с одной целью: выжить, заработать на кусок хлеба. А мы как-то выкручиваемся, находим время заниматься тысячелетней историей, читать, писать, размышлять. Всё, что мы до сих пор делали, создавалось по движению души, нас увлекало само творчество, процесс открытия, и этим делало счастливыми!
– Может, славянские боги благоволят к нам за то, что мы о них вспомнили? – серьёзно спросила Лида. – Сколько было трудных моментов, а прикосновение к этим образам, к этой философии вливало новые силы. Такое ощущение, что мы набрели на чистый вечный источник, о котором все давно забыли. И так хочется поделиться этим открытием с другими…
Остановившись под высокими тополями, Лида запрокинула голову.
– Слава, мне сейчас показалось, что всё это уже было: тихий вечер, звёздное небо и мы – у тополей – с ощущением какой-то трепетной тайны. Это было когда-то, очень давно. И теперь мы снова стоим здесь, и листья тихонько шепчут нам о прошлом или, может, о будущем…
– Правда, Лидушка, – отвечал Вячеслав, ближе привлекая жену. – Кажется, что помнишь то, чего не было. Может, это говорит в нас генная память предков, испытавших нечто подобное? А может, всё это произойдёт с героями наших книг, о которых мы ещё не знаем. Мы обращаемся к древности, открытие которой только начинается. И появляется странное чувство, будто мы стоим у перекрестья дорог, ведущих одновременно и в прошлое, и в грядущее, где происходит захватывающее дух клокотание времён, судеб, человеческих жизней. Вот тебе и звёздный перекрёсток!
– Благодаря твоей поездке очень многое в этой истории прояснилось. Но остаётся главный вопрос: куда всё-таки девались дощечки? Без этого мы не сможем написать окончание романа.
Вячеслав задумался.
– У меня есть на этот счёт кое-какие соображения. Надо будет встретиться с одним человеком. Он может помочь…
Однако нахлынули разные дела, родился ребёнок, потом в России случился дефолт, и все страны Содружества в очередной раз ухнули в глубокую яму экономического и политического кризиса.
В общем, прошло пять лет, прежде чем Чумаков смог осуществить давно задуманную поездку в Брюссель. Но для этого понадобилось сначала восстановить давние «концы» в Москве.
Глава девятая
Ка Эм
Странные мы всё-таки люди: намаливем, как сейчас говорят, эгрегор чужим богам и народам, а потом удивляемся, что они живут лучше нас.
Московское утро было сырым и прохладным. Чумаков прохаживался у парка, поглядывая на часы. «А вдруг онуже не бегает по утрам, ведь столько времени прошло. Больше двадцати лет! Если Ка Эму тогда было сорок, то сейчас… за шестьдесят, хм, солидно, хотя для Ка Эма должно быть нормально. Ну что ж, если не дождусь, тогда выйду на него другим путём… Ага, вон кто-то показался на дорожке со стороны парка. Далеко, лица не видно, но очертания фигуры и, главное, амплитуда и манера движения очень похожи…» После ранения зрение у Чумакова стало далеко не таким острым, как раньше. Но теперь он научился угадывать людей именно по характерным признакам во время движения. Как оказалось, у каждого человека они особенные, не спутаешь, даже когда различаешь только силуэт.
Когда бежавший приблизился, у Чумакова обрадованно ёкнуло сердце: он, точно! Причём бывший инструктор рукопашного боя был облачён в старый болгарский спортивный костюм чёрного цвета с красными вставками на рукавах, точно такой, как они перед последней тренировкой подарили Ка Эму. И эта деталь словно вернула его в прежнее время. Чумаков почувствовал, как уходит напряжение неопределённости. Бегун между тем перешёл на шаг и тоже пристально посмотрел на Чумакова. Буквально через минуту лицо его просветлело, и, остановившись, он широко раскрыл объятия и заулыбался.