Перуновы дети
Шрифт:
Вертолёт прошёлся кругом и начал снижение. Взбив облачко сухой желтоватой пыли, он сел на площадке размером меньше половины футбольного поля. Часть её была окаймлена изгородью из колючей проволоки, где теснились несколько щитовых деревянных строений, очевидно складские и хозяйственные помещения. Остальную часть площадки неровной подковой охватывало подножие горы с редким чахлым кустарником. Ниже виднелись крыши посёлка, а дальше тянулся простой и однообразный до аскетичности пейзаж пустынной долины.
– Сейчас машина подойдёт. – Капитан кивнул на ящики и мешки, которые выгружали из вертолёта четверо солдат-пограничников.
– Лучше пешком пройдёмся, – предложил Чумаков. После вертолётного гула не хотелось ещё трястись в машине по каменистой дороге.
Они неторопливо начали спускаться по склону.
Солнце уже спряталось за верхушки гор, окутав их малиновым ореолом, когда они подошли к небольшому коттеджу, служившему гостиницей для приезжающих старших офицеров. Горы, накалённые за день, дышали теплом, но капитан сказал, что утром придётся надевать ватники. Вертолёт должен доставить их в условленное место для встречи двух человек с той стороны границы.
Распрощавшись с капитаном и поднявшись в коттедж, Чумаков принял холодный душ – горячей воды не было – и разложил нехитрые пожитки.
Завтра он займётся делами. Беспокоила обстановка, если она ещё ухудшится, то выполнение ключевой задачи, для которой он прилетел сюда, станет почти невозможным. О чём тогда докладывать начальству? Ладно, будем действовать по обстоятельствам. Надо спать. В шесть ноль-ноль вылет на заставу.
Чумаков проснулся перед рассветом от резких звуков и топота за окном. Когда в комнату постучали, он уже был одет.
– Что случилось? – встретил вопросом встревоженного капитана.
– Звонили с шестой заставы, группа моджахедов прорвалась… Вертолёты туда ушли, так что нам на третью придётся машиной добираться…
Выехали через полчаса на уазике без тента. Капитан перебросил через борт три автомата, подсумки с магазинами и бронежилеты.
– Поехали, Володя! – скомандовал он молоденькому белобрысому солдату-водителю.
Уазик рванул почти с места и бойко помчался, подпрыгивая на камнях и ухабах. Несмотря на мальчишеский вид, водителем Володя оказался отличным. Машина, завывая, карабкалась по каменистым осыпям, продиралась через пески и заросли там, где, казалось, пройти невозможно. Пассажиры только подскакивали на сиденьях, держась за поручни. Небо на востоке просветлело, звёзды начали «размываться», быстро таять и исчезать.
Когда дорога с широкого склона горы стала втягиваться в ущелье, ещё хранящее остатки ночного мрака, капитан положил руку водителю на плечо. Володя сразу остановился. Мотор умолк. После его натужного завывания и шума ребристых колёс по гравию наступила звенящая тишина. Несколько минут все сидели, прислушиваясь к журчанию ручья где-то внизу, под обрывом.
– Товарищ капитан, я машину гляну, – почему-то тихо сказал водитель.
Капитан кивнул, вылез и медленно пошёл вперёд, внимательно осматриваясь по сторонам. Он знал, что в этом ущелье за последний месяц ребята трижды попадали в засады, очень уж удобное место: дорога идёт по самому краю обрыва, слева – отвесные скалы. Можно заминировать дорогу – и подрыв одного транспортного средства остановит весь караван, либо просто обстрелять из-за скал и забросать гранатами.
– Товарищ майор, наденьте жилет, – сказал он, вернувшись.
– Думаете, поможет, если на голову свалится камешек тонны этак в две? – пошутил Чумаков, но бронежилет взял.
Капитан надел второй, а водитель, уже успевший проверить все системы, долил из пластиковой канистры воды в радиатор и потянулся за своим «броником», висевшим на спинке сиденья. Все трое проверили оружие. Володя закурил, поглядывая в сырую мрачную пасть ущелья. Оттуда не доносилось никаких подозрительных звуков. Капитан снова тронул водителя за плечо, и машина осторожно двинулась вперёд. Казалось, даже мотор понимал, что надо работать тише, чтобы не потревожить ущелье смерти.
Юрий Сергеевич наклонился к Чумакову:
– Ребята прозвали это место «Прощай, мама!».
Чумаков смотрел на Володю и думал, как всё переворачивается в стране: одни мальчики в бронежилетах со снятыми с предохранителя автоматами едут в Ущелье Смерти, а другим нет до всего этого никакого дела, они смотрят видики с американскими «ужастиками», гоняют на «крутых» иномарках, держат в голове цены на барахло и курс баксов на сегодняшний день.
В ущелье въехали настороженно, не доверяя спокойствию и тишине. Указательные пальцы почти нежно касались пусковых скоб автоматов. Каждый надеялся уловить дыхание смерти на долю секунды раньше её рокового прикосновения.
Когда-то, ещё в период учёбы в разведшколе, Чумакову посчастливилось встретить интересного человека – инструктора по рукопашному бою. Интеллигентный и сухощавый, он совершенно не был похож на супермена. Он не навязывал жёстко регламентируемых рамок, а напротив, дав базовый комплекс, учил курсантов выражать в рукопашной схватке неповторимое «я». Каждому в соответствии с темпераментом, развитием тела и даже характером он подбирал свои приёмы, индивидуальную манеру боя.
– Никогда заранее выстроенная схема приёмов не сработает в реальной стычке, – говорил Константин Михайлович. – Наука рукопашного боя – это творчество, мгновенная реакция на неожиданный выпад, нестандартное решение в разных ситуациях. Вы должны быть пластичной массой, готовой в любой момент стать железным кулаком, гибкой змеёй, неуловимым ветром.
Ка Эм, как сокращённо называли его курсанты, знал много о самых разных вещах. Единоборство было для него составной частью более обширных знаний, и, может, именно поэтому он преуспел в нём гораздо больше тех, кто сузил свой мир до одного только единоборства.
Как-то в начале тренировки Ка Эм попросил каждого вспомнить какой-либо случай, происшедший лично с ним или хорошим знакомым, где проявились необычайные возможности человека. Когда очередь дошла до Вячеслава, он рассказал, что произошло с ним в Центральном Казахстане, куда он поехал к своему дяде сразу после окончания средней школы и прожил год. Это был период самопроверки. Суровые погодные условия: горячий иссушающий ветер летом и пронизывающая ледяная стужа зимой; многонациональная среда: казахская, немецкая, корейская, татарская речь. Уникальнейшая возможность понять особенность каждого народа. Это был год, действительно многому научивший.
– Мы с бригадой работали летом в степи. Решив позагорать, я разделся до пояса. Одежду мы оставили у сторожа в вагончике. Проработав пару часов, почувствовал, что щедрое солнце начинает жечь плечи и спину. Нужно быстрее одеться, иначе кожа обгорит всерьёз! Я пришёл к вагончику, но сторожа не оказалось на месте, дверь была закрыта на замок. Спина и плечи всё сильнее напоминали о себе. Поискал вокруг и – о, удача! – увидел лежащий на земле синий рабочий халат. Я быстро надел его. Намереваясь застегнуть пуговицы, вдруг боковым зрением заметил на воротнике справа, буквально в миллиметре от покрасневшей шеи, огромную фалангу. Кто не знает, поясню: это большой мохнатый и весьма ядовитый паук. Чувства омерзения и страха возникли одновременно, а тело неожиданно сработало само по себе, гораздо быстрее, чем я успел что-либо сообразить. Я не сбросил халат, нет, а просто выскользнул из него с быстротой молнии, почти мгновенно оказавшись от него на расстоянии нескольких шагов! А когда обернулся, сам был поражён увиденным: оказывается, я настолько быстро выскочил из халата, что он не успел даже потерять форму моего тела. Я видел, как медленно он опадал на землю, фаланга так и осталась сидеть на воротнике. Невольными свидетелями происшедшего стали и ребята из бригады, которые подошли к вагончику. «Слушай, как ты это делаешь? Ну и тренировка у тебя! Брюсу Ли подобное и не снилось!» Глаза ребят были круглыми от удивления. Их реакция подтвердила, что я проделал нечто невероятное, – заключил Чумаков.