Первая академия. Том 2
Шрифт:
— Вот же негодяй! Подлец! — ругался Юрий Степанович. — Не угомонится никак, змея подколодная. Здесь ему хвост прижали, так он там произвол учинил. Вы, Алексей, об охране подумайте. Всё-таки в вашем положении охрана нужна.
— Как не думать? Думаю. А ещё думаю вот что: надо следующего пленника казнить. Шереметев должен знать, что ни один шаг не останется без ответа.
В трубке повисла пауза:
— Думаешь, стоит? А какой смысл парней убивать? Ему же жизни их — что песок. Плевать он на них хотел, как и на своего родственника.
— Возможно, тянет время, проверяет нас на прочность. Я не знаю, что он задумал. Убей дружинника, пусть Шереметев понимает, что мы настроено серьёзно.
— Сделаем. Так же на камеру?
— Да.
Опять казнь. Мне непросто было отдавать такое распоряжение, но потеря очередного дружинника для Святослава станет, возможно, более серьёзным ударом, чем уничтожение какого-нибудь мелкого заведения. Я шутить не собирался, и он должен знать об этом. Он должен чувствовать угрозу, нависшую над его родственником.
В субботу мы с Тамарой пообедали в кафе. Это было не то заведение, где я обычно кушал с одногруппниками, и где время от времени мне попадалась Анастасия Шереметева с подругой. Кафе, в котором я предложил Тамаре встретиться, находилось гораздо дальше от учебных корпусов, и днём народу тут было не слишком много, по крайней мере, в будни.
Но дальше совместной трапезы дело не зашло. Вечером мне требовалось идти отрабатывать наказание, заниматься бесплатной работой, и я распрощался с Тамарой до следующего раза.
До Горбатова получилось дозвониться лишь поздно вечером, когда вернулся домой, но за три дня моего отсутствия ничего интересного в Ярославле не произошло. Новости пришли на следующий день. Юрий Степанович сам позвонил.
— Отправили мы Шереметеву плёнку с казнью, — сказал Горбатов, — и что бы вы думали? Сегодня звонит мне Святослав Шереметев и говорит, что готов продолжить переговоры. Обещает сто тысяч за всех оставшихся пленников.
— Ух ты, сам позвонил и деньги предлагает? Что это с ним случилось? — удивился я.
— Должно быть, хорошо подумал и понял, что жизнь родственника дороже.
— Ладно, а что с остальными требованиями?
— Отказывается. Но, Алексей, давайте начистоту. Лично я не понимаю, почему вы так упёрлись в этот завод? Мы уже подготовили все бумаги, право собственности оформлено на нас, в реестр внесены все изменения, с налоговой дела улажены. Предприятие наше. И должен сказать, сделали мы это не без помощи Хилкова. Нам ненужно согласие Шереметева. Пленников выгоднее обменять на деньги. Эти средства помогут нам остаться на плаву, ведь сами знаете, дела сейчас идут не лучшим образом. Шереметев все заказы перенаправил на свой завод в Москву. Пока новые наберём, пройдёт не один месяц.
— Мне нужно, чтобы он вернул мне моё, в том числе моего брата.
— Алексей, я понимаю ваши чувства, но и вы поймите: ваш брат, возможно, уже давно погиб. Какой прок требовать от Шереметева то,
— Тогда торгуйтесь, — согласился я. — Но сто тысяч — мало. Сто пятьдесят. В крайнем случай, скиньте до ста сорока. Надо выжать из этого урода как можно больше. Он мои кофейни разорил. Пусть платит.
— Здесь я с вами полностью согласен. Конечно же, буду торговаться.
Получить как можно больше средств от Шереметева было и в интересах Горбатова тоже, ведь вырученные деньги мы собирались поделить пополам. Жаль, я не мог лично пообщаться со Святославом, приходилось доверять переговоры третьему лицу и надеяться, что всё будет сделано, как надо.
Следующий месяц мне предстояло коротать вечера за расчисткой песка в тренировочном комплексе. Меня направили в зал для огненной магии. Правда, на этот раз пришлось дать распорядителю на лапу, чтобы он разрешил мне работать в «правильном» месте, но зато теперь я мог спокойно тренироваться один в отдельном зале, и никто не путался под ногами.
С Настей Шереметевой мы встретились в понедельник. Даже не думал, что снова позвоню ей, но когда сидел в карцере, вспомнил свою бывшую подругу и даже немного затосковал. Забавная девчонка, всегда мне настроение поднимала, да и в постели — тигрица. Очень уж захотелось снова повидаться.
За две недели с момента последнего нашего разговора мы с ней почти не пересекались, а если и виделись, то претворялись, что не замечаем друг друга. А тут выпала отличная возможность встретиться.
Вот и решил воспользоваться случаем. Даже не ожидал, что согласится — помнится, ей не очень понравилось заниматься любовью в раздевалке, но она не отказалась и ровно в десять вечера прибежала в пустой зал, где мне предстояло расчищать песок.
Мы сразу же бросились в объятия друг друга, она впилась в мои губы, словно хотел все внутренности высосать, и я кое-как высвободился, чтобы запереть двери — я прекрасно помнил, как в прошлый раз нас чуть было не застукали. После чего мы отправились в раздевалку, где на двух сдвинутых скамейках следующий час предались плотским утехам.
— Ну всё, надо бежать, — Настя выбралась из моих объятий. — Три раза… Это, кажется, мой рекорд. А тебе работать надо. Вон, целый зал. И даже не думай, я не буду больше этим заниматься, в смысл, песок грести. Я спать хочу, мне завтра на занятия рано.
Она надела трусы, бюстгальтер, юбку. Я тоже стал одеваться. Потренироваться сегодня уже не получится, но работу сделать придётся. А то завхоз узнает, прикроет лавочку и отправит меня снег чистить. А на кой ляд мне этот снег?
— Скучала хоть? — спросил я.
— Ну конечно же, нет! Делать больше нечего, — с сарказмом ответила Настя, застёгивая блузку.
— Не верю.
— Ну и правильно. Разумеется, я скучала. Ты почему так долго не звонил?
— Ждал, пока отправят песок ровнять. Пришлось даже студента избить, чтобы наказали.