Первая академия. Том 2
Шрифт:
— Берите стул и присаживайтесь, господин Зубков, — велел Горбатов. — Будем переговоры вести. Лично я бы всё у вас забрал, да только Василий Родионович просил не обходиться с вами слишком сурово.
Зубкову пришлось смириться. Он сел напротив Горбатова, и они стали «договариваться». Юрий Степанович изложил наши условия. Мнения Зубкова никто не спрашивал. Либо он соглашается, либо мы забирали всё.
Зубков согласился сотрудничать. Это значило, что тридцать процентов предприятия доставались Горбатову, а мне и Хилкову — по двадцать. Таким образом, я становился совладельцем
Сидя на диване и наблюдая за несчастным Зубковым, которому пришлось проглотить всё это, я чувствовал себя чуть ли не грабителем. Одно дело — вернуть собственный завод, совсем другое — захватывать чужой.
Пришлось напоминать себе, что Зубков — соучастник преступлений, совершённых шереметевскими дружинниками. Когда те оказались в Ярославле, он побежал к ним на поклон, чтобы занять сторону сильного. Вероятнее всего, сыграла роль личная неприязнь к Горбатову, с которым Зубков хотел поквитаться за старые обиды. На почве этого и поссорились их сыновья, что закончилось смертью Зубкова младшего.
Уж не знаю, много ли в этой истории было правды, но Горбатов настаивал, что всё произошло именно так. А теперь поздно было идти на попятную.
Зубков ушёл подавленный и растерянный, и тут же в кабинете нарисовался стражник. Он сообщил, что полицейский отряд схватил ещё пятерых немцев, прибывших на утреннем поезде. Они тоже являлись подданными графа Зейдлица, их сопровождали два дружинника Шереметевых. Всех их взяли на выходе с вокзала. Поскольку полицейских собралось три десятка, задержанные не оказали сопротивления. На них надели браслеты и отвезли на склады Горбатова.
Великим провалом стала для Святослава эта операция. Погибли его собственные дружинники, погибли люди его баварского родственника, которого он заманил сюда обещанием золотых гор, и при этом не было достигнуто никакого результата.
Можно себе представить, как низко пал Святослав в глазах коллег. Да и расположение своего родственника из Баварии он, скорее всего, утратил. Вряд ли тот захочет впредь сотрудничать с Шереметевыми, коли это грозит столь огромными рисками и неоправданными потерями.
Однако расслабляться было рано. Кто знает, не кинут ли Святослав и Зейдлиц в бой новые силы? Как я понял, мы ликвидировали группировку численностью порядка семидесяти-восьмидесяти человек. Конечно, убили не всех. Более двадцати бойцов оказались у нас в плену, сколько-то бежало. Но и мы тоже понесли существенные потери. Если враг пришлёт ещё сотню, отбиться будет трудно.
Горбатов считал, что не пришлёт, да и я — тоже, ведь у нас снова появились заложники, чьими жизнями никто не захочет рисковать. Тем не менее, угроза сохранялась.
Надо было снова заниматься бумажной волокитой, а поскольку сам я без попечителя сделать ничего не мог, пока мне двадцать один год не исполнится, пришлось вызывать Лизу. Позвонил ей с завода сразу после «переговоров» с Зубковым. Трубку взял дворецкий, сказал, что Елизаветы нет дома, и вернётся она лишь вечером.
Горбатов остался на заводе, а я вновь отправился к разрушенному дому. Пожар там давно потушили, и стражники разгребали вещи иностранных гостей, не сгоревшие во время боя. Я устроил небольшой
Барон ничего нового не сообщил. Сказал, что служит графу Зейдлицу, по его приказу поехал в Москву, а потом — в Ярославль, где планировался захват металлургического завода и ещё нескольких объектов, в том числе дом Горбатова и даже губернаторский особняк. Похоже, Святослав был настроен серьёзно.
В соответствии с его планом, солдаты графа Зейдлица и дружинники должны были незаметно съезжаться Ярославль в течение недели. Всего планировалось прислать сюда около двухсот человек.
Грандиозные планы обернулись грандиозным провалом. Не знаю, что там решит Зейдлиц, но барон Келлер полагал, что его сюзерен совершил большую ошибку, сунувшись в дела русских аристократов. Сказал, что мы — достойные люди, и он жалеет, что пришлось с нами воевать. Впрочем, в плену он мог много чего болтать. Это не имело значения.
На съёмной квартире я оказался лишь поздно вечером и сразу же позвонил Лизе.
— Алло, Алёш, здравствуй, я так рада тебя слышать, — прощебетала Лиза. — А мне Филимон сказал, что ты днём звонил. Но я в городе была, со страховкой разбиралась.
— Всё закончилось, Лиз, — сказал я.
— Ты про что?
— Про планы Шереметева. Мы опередили, ударили первыми. Шереметев с его баварским приятелем потеряли восемьдесят человек. У нас много пленных. В общем, можешь нас поздравить.
— Правда?! Так быстро? С тобой всё в порядке?
— Да. И стражники ваши живы. Одного только булыжником ушибло, но жить будет. Поэтому если Виктор Иванович снова ворчать начнёт, передай ему, что Алексей Дубровский знает своё дело.
— О, это хорошая новость! А то я места себе не находила с тех пор, как ты уехал. Там… точно всё в порядке?
— Да, у нас всё хорошо. А ты должна срочно ехать в Ярославль. Завтра же бери билеты и приезжай. Ты мне нужна.
— Это зачем? — изумлённо проговорила Лиза.
— Оформлять право собственности на долю в предприятии.
— Какое ещё предприятие? Алёш, ты меня пугаешь.
— Да ты не пугайся. Наоборот, радуйся. Я внезапно получил долю ярославского деревообрабатывающего завода. Мне кажется, лишним не будет.
— Ничего не понимаю. Как так получилось?
Я рассмеялся, представив изумлённое лицо моей троюродной сестры:
— Приедешь — поймёшь. Бери билет на завтра — и сюда. Всё объясню на месте.
— Нет, нет, нет, вы обязаны выкупить моих людей, — граф Зейдлиц сидел в кресле напротив Святослава и надменно смотрел на него, словно на подданного. Говорил он по-русски относительно чисто, с небольшим акцентом. — Вы меня сюда пригласили, вы обещали вернуть мои заводы, вы уверяли, что всё хорошо, что проблем не будет. И что теперь? Мои люди убиты и в плену. Невообразимые потери! Я словно на войну приехал. Но на такое мы с вами не договаривались, Святослав Николаевич! Не договаривались!