Первая и последняя свобода
Шрифт:
Что такое любовь для большинства из нас? Когда мы говорим, что любим кого-то – что мы имеем в виду? Мы подразумева ем, что мы обладаем этим человеком. От этого обладания возникает ревность, ведь если я потеряю его или её – что произойдёт? Я почувствую себя пустым, потерянным; поэтому я легализую своё обладание; я удерживаю его или её. Из владения, обладания этим человеком возникают ревность, страхи и все неисчисли мые конфликты, которые возникают при владении чем-либо. Конечно, такое обладание – это не любовь, не так ли?
Очевидно, что любовь – это не сентиментальное чувство. Быть сентиментальным, быть эмоциональным – это не любовь, ведь сентиментальность и эмоции – это просто ощущения. Религиозный человек, который плачет об Иисусе или о Кришне, о своём гуру или о ком-то ещё, просто сентиментален, эмоционален. Он отдаётся ощущению, что является процессом мысли, а мысль – не любовь. Мысль есть результат ощущения,
Является ли прощение любовью? Что включено в проще ние? Вы оскорбляете меня, и я обижаюсь на это, помню это;затем, или принудив себя, или через раскаяние, я говорю: «Я прощаю вас». Сначала я удерживаю, а потом я отбрасываю. Что это означает? Я – всё ещё центральная фигура. Я всё ещё важен, ведь именно я прощаю кого-то. Пока сохраняется установка на прощение, важен именно я, а не тот человек, который, предположительно, оскорбил меня. Поэтому, когда я накапливаю негодование, а затем отбрасываю его, что вы называете прощением, – это не любовь. Человек, который любит, очевидно, не испытывает никакой вражды и безразличен ко всем этим вещам. Симпатия, прощение, отношение обладания, ревность и страх – всё это не любовь. Все они – от ума, не так ли? Пока ум выступает арбитром, любви нет, поскольку ум выносит решение только как собственник, через обладание, и его арбитраж – просто стремление обладать в различных формах. Ум может только разрушить любовь, он не может способствовать рождению любви, он не может создать красоту. Вы можете написать поэму о любви, но это – не любовь.
Очевидно, что любви нет, когда нет подлинного уважения, когда вы не уважаете другого, будь то ваш слуга или ваш друг. Вы не замечали, что вы неуважительны, недоброжелательны, нещедры по отношению к вашим слугам, людям, которые, как говорится, стоят «ниже» вас? Вы уважаете тех, кто выше вас, своего босса, миллионера, человека с большим домом и высо ким титулом, человека, который может предоставить вам лучшее место, лучшую работу, – тех, от кого вы можете получить кое-что. Но вы пинаете тех, кто стоит ниже вас, и у вас для них особый язык. Поэтому там, где нет уважения, нет и любви; там, где нет милосердия, сострадания, великодушия, там нет любви. И поскольку большинство из нас находится именно в этом состоянии, у нас нет любви. Мы неуважительны, немилосердны, невеликодушны, нещедры. Мы собственники, мы заполнены сентиментальностью и эмоциями, которые могут быть направлены любым путём: убивать, участвовать в кровавой бойне или объединиться из-за какого-то глупого, невежественного намерения. Так как же здесь может быть любовь?
Вы можете познать любовь, только когда всё это остановле но, окончено, только когда вы не обладаете, когда вы не просто эмоциональны в своей увлечённости объектом. Такая увлечённость, поклонение, является мольбой о чём-то, стремлением к чему-то в иной форме. Человек, который молится, не знает любви. Раз в вас есть стремление обладать, раз вы нацелены на результат, через увлечённость, через мольбу, что делает вас сентиментальным, эмоциональным – любви, естественно, нет; очевидно, что нет любви и когда нет уважения. Вы можете сказать, что уважение у вас есть, но ваше уважение для превосходящего вас, это просто уважение, приходящее из желания чего-то, это уважение страха.
Если бы вы действительно чувствовали уважение, вы были бы почтительны к самому низкостоящему точно так же, как и к так называемому самому высокостоящему; раз у вас этого нет, нет и любви. Как мало среди нас великодушных,сострадающих, милосердных! Вы великодушны, когда это выгодно вам, вы милосердны, когда можете увидеть, что получите что-то взамен. Когда эти вещи исчезают, когда эти вещи не занимают ваш ум и когда всё, что исходит от ума, не заполняет ваше сердце, – тогда есть любовь; и любовь, одна, единственно она, может преобразовать нынешнее безумие и безрассудство в мире – не системы, не теории, левые или правые. Подлинно любите вы только тогда, когда вы не обладаете, когда вы независтливы, нежадны, когда вы великодушны, уважительны, когда вы мило сердны и сострадательны, когда вы внимательны к вашей жене, вашим детям, вашему соседу, вашим несчастным слугам.
О любви невозможно думать, любовь невозможно культивировать, любовь невозможно практиковать. Практика любви, практика братства – всё ещё внутри поля ума,
ВОПРОС: Какое отношение имеет смерть к жизни?
КРИШНАМУРТИ: Есть ли разделение между жизнью и смертью? Почему мы рассматриваем смерть как нечто отдельное от жизни? Почему мы боимся смерти? И почему о смерти написа но так много книг? Почему имеется эта граница между жизнью и смертью? И реально ли это разделение или оно просто произвольно, выдумка ума?
Когда мы говорим о жизни, мы считаем жизнь процессом непрерывным, продлением, в котором существует отождествление. Я и мой дом, я и моя жена, я и мой счёт в банке, я и мои переживания в прошлом – именно это мы подразумеваем под жизнью, не так ли? Жизнь есть процесс непрерывного продления в памяти, как сознательной, так и подсознательной, с её разными столкновениями, ссорами, борьбой, случаями, переживаниями и так далее. Всё это мы и называем жизнью; как противопоставление, противоположность этому – смерть, которая кладёт конец всему этому. Создав это противопоставление, а именно смерть, и страшась её, мы продолжаем искать взаимоотношения, связи между жизнью и смертью; если мы можем закрыть этот разрыв каким-то объяснением, верой в продление, в будущую посмертную жизнь, мы удовлетво рены. Мы верим в перевоплощение или в некоторую другую форму продления мысли, и затем мы пытаемся установить взаимоотношения между известным и неведомым. Мы пытаемся соединить известное и неведомое и тем самым пытаемся найти взаимоотношения между прошлым и будущим. Мы делаем именно это, не так ли, когда спрашиваем, есть ли какие-нибудь взаимоотношения между жизнью и смертью. Мы хотим знать, как соединить мостом жизнь и её окончание, – вот наше основное желание.
Теперь, можно ли окончание жизни, то есть смерть, познать ещё при жизни? Если бы мы могли знать, что такое смерть, бу дучи живыми, проблемы бы не было. Именно потому, что пока мы живы, мы не можем переживать на опыте это неведомое, мы и боимся его. Наша борьба в том, чтобы установить взаимоотношения между нами, то есть результатом известного, и не известным, неведомым, которое мы называем смертью. Могут ли существовать взаимоотношения между прошлым и чем-то, чего ум не может постичь, что мы называем смертью? Почему мы разделяем их? Не потому ли, что наш ум может действовать только внутри сферы известного, внутри сферы продлеваемого, непрерываемого? Человек знает себя только как того, кто мыслит, как того, кто действует с определённой памятьюстрадания, удовольствия, любви, привязанностей, переживаний различного рода; человек знает себя только как нечто продолжающееся, продлевающееся, непрерывающееся – иначе он не имел бы воспоминаний о самом себе как о том, что он есть то-то и то-то. И когда это то-то и то-то приходит к концу, который мы называем смертью, возникает страх перед неведомым; поэтому мы хотим затащить неведомое в известное, и все наши усилия нацелены на то, чтобы дать продление неведомому. Другими словами, мы не хотим знать жизнь, которая включает смерть, но мы хотим знать, как продлевать и не подходить к концу. Мы не хотим знать жизнь и смерть, мы только хотим знать, как продлевать без окончания.
То, что продлевается, лишено обновления. Не может быть ничего нового, не может быть ничего творческого в том, что имеет продолжение, в том, что продлеваемо – это достаточ но очевидно. Только когда продолжение, продление закончено, есть возможность быть тому, что всегда ново. Но именно этого окончания мы и страшимся, и мы не видим, что только в окончании могут быть обновление, творчество, неизведанность – не в перенесении изо дня в день наших переживаний, наших воспоминаний и неудач. Только когда мы умираем каждый день ко всему, что есть старое, может быть новое. Новое не может быть там, где есть продолжение, продление – новое, будучи творчеством, неизведанностью, вечностью, Богом или чем хотите. Человек, продлевающаяся сущность, ищущая неведомое, реальное, вечное, никогда не найдёт этого, пото му что найти он может только то, что он проецирует из себя, а то, что он проецирует, реальностью не является. Только в окончании, в умирании, можно познать новое; и человек, который стремится выявить взаимоотношения между жизнью и смертью, соединить мостом продлеваемое с тем, что он считает запредельным, живёт в фиктивном, вымышленном, нереальном мире, который является проекцией его самого.