Первая императрица России. Екатерина Прекрасная
Шрифт:
– Не нам, им! Верь мне, так и будет! – не таясь, почти громко, воскликнула Евдокия. – Сын мой за меня отомстит!
Над Суздалем плыла ночь – черная, глухая, полная тайн, заговоров, лютой ненависти и обиды. Оскорбленная Евдокия страстно желала смерти и мук не только Петру, но и его новой жене и дочерям. И, чувствуя эту ненависть, не спала новая жена царя, Марта-Екатерина. Поднималась с супружеского ложа и долго стояла у дворцового окна, вглядываясь в белесую питербурхскую ночь и повторяя слова молитв – и католических, и лютеранских, и православных. Екатерина вспоминала давнее мариенбургское видение – женщину в черном, монахиню или царицу, смотревшую на нее, как, должно быть, смотрела отвергнутая Астинь на новую жену Артаксеркса,
Глава 5. Русская Роксолана
Верный слуга Рустем не оставил свою госпожу. Он поехал вслед за ней в далекий и туманный северный город, словно сотканный из серебристо-белой пелены. Даже ночи здесь часто бывали не черными, как смоль, а белесыми, словно утренние облака. От реки и земли тянуло холодом, и недавно возведенные дома и храмы тонули в сказочном, неправдоподобном мареве. Все в этом городе удивляло Рустема – и то, что он стоял не около воды, как столица Оттоманской Порты великий Истанбул, а буквально на воде, на небольших островках, соединенных мостами. Дели Петро называл этот странный город Парадизом, райской обителью, а жители, как и рабочие, согнанные на верфь, каждый день боялись наводнения. Даже смелый Рустем боялся, но понимал: главное – спасение госпожи. Для того он и рядом с ней, чтобы не позволить стальным, жестоким водам реки, которую гяуры называли Невой, поглотить царицу. Он здесь, чтобы защищать ее не только от природы, но и от врагов, а злодеев, злоумышлявших на государыню, и в Петровом Парадизе, и особенно в главной столице русских – Москве, было немало. Во дворце не то что в лагере русской армии на Пруте, здесь не так безоговорочно уважали Екатерину. Здесь не называли ее спасительницей армии, а лишь порой злобно или едко посмеивались над чухонской «портомоей», ставшей русской царицей. Рустем очень удивлялся этим сплетням и однажды даже спросил у Екатерины, правда ли то, что она в походах стирала белье солдатам.
Екатерина рассмеялась, но как-то устало: должно быть, она уже не раз слышала эти пустые враки и даже отчасти смирилась с ними. Рустему госпожа объяснила, что в юности была воспитанницей священника-вероучителя, иначе говоря – имама, из далекого города Мариенбурга, и что попала вместе с этим священником и его семьей в русский плен, когда город взяли войска Дели Петро. Что в плену она сначала жила в дому у старого военачальника Шереметева, экономкой, то есть домоправительницей, потом попала к светлейшему князю Меншикову, который, увы, обошелся с ней недостойно, но она ему это простила. А потом стала царской лекаркой – то есть смиряла гневные припадки Дели Петро, и за это царь полюбил ее и взял в жены.
Рустем слушал-слушал, а потом сказал госпоже, что она – вторая Роксолана.
– Кто такая Роксолана? – спросила Екатерина, и так заинтересовалась, что даже чашечку с кофием отставила. Вся так и подалась навстречу Рустему, ожидая продолжения рассказа. Юный татарин неторопливо отстегнул саблю и сел у ее ног, на мягкий многоцветный ковер. Персидские ковры, бесспорно, лучше, но и гяуры умеют украшать свои дворцы. Особенно князь Меншиков, почтенный эфенди. У него во дворце такая роскошь, что царская резиденция выглядит по сравнению с ним маленьким, скромным домишком. Видно, Меншиков богаче самого Дели Петро. Потому-то русский царь то и дело ездит к нему то ужинать, то обедать, а то и праздники во дворце своего визиря устраивает. Странное дело! Ни в благословенном Крымском ханстве, ни в Оттоманской Порте такого не бывает. Как может визирь стать богаче самого султана? А Дели Петро – странный царь. Роскошь ему будто совсем и не нужна. Сам вытачивает лампы из слоновой кости,
– Так кто же такая Роксолана? – снова спросила Екатерина.
Рустем уселся поудобнее, скрестив ноги, и стал рассказывать. Красиво, цветисто, как певец-шаир при ханском дворе. В дворцовые окна вплывал вечер, искажая очертания вещей, все вокруг становилось зыбким, таинственным, и пряно, тягуче лилась речь Рустема.
– Роксолана была великой царицей, госпожа, и жила она почти два века назад. Так я читал в старинных книгах…
– Читал в старинных книгах? – изумилась Екатерина. – Вот уж не знала, что ты умеешь читать! Ты, сын простого кочевника…
– Я никогда не говорил, что я сын пастуха, моя госпожа, – с достоинством ответил юноша. – Мой отец – тысячник у нашего владыки хана, мои старшие братья – сотники! Да, я простой нукер, но только потому, что это был мой первый поход. И учился я не только владеть луком и саблей, но и читать на языке Пророка, а еще – на языке московитов… Так я рассказывал тебе о Хасеки Хюррем Султан, известной в вашем краю как Роксолана. Она правила Оттоманской Портой наравне с самим султаном Сулейманом, да благословит Аллах его память! В Блистательной Порте ни до, ни после нее не бывало такого, чтобы женщина правила наравне с мужчиной, но Роксолана так влюбила в себя султана Сулеймана, что он позволял ей все. Она выезжала из дворца Топкапы на праздники и охоту, а гяурские живописцы даже писали с нее портреты…
– Портреты? – переспросила Екатерина. – Разве турецким женщинам дозволено открывать лица перед посторонними мужчинами?
– Никому это не было дозволено, кроме Роксоланы, – объяснил Рустем. – Она очаровала великого султана не только своей красотой, но и умом, и стала его соправительницей. А родом она была из гяурских стран, как ты. Из Украйны, которую мы, татары, часто грабим, ибо жители ее часто беззащитны. У них есть смелые мужи, казаки, но эти отважные воины не всегда успевают дать нам отпор. И тогда мы сжигаем села и уводим в плен жителей, а потом продаем их турецким купцам… И детей, и женщин, и тех мужчин, которые не осмелятся скрестить с нами оружие и отдадутся в плен. Таково право сильного. Вот и Роксолана сначала была рабыней, пленницей, почти как ты…
– Я знаю край, о котором ты говоришь… – задумчиво сказала Екатерина. – Мой державный супруг воевал там, когда армия Карла XII вторглась в эти земли. Украйна, Малороссия… Мой отец, Самойло Скавронский, был родом откуда-то из этих мест. Но он служил литовскому гетману Сапеге. Мои родители умерли, когда я была совсем маленькой. Нас с братьями и сестрами взяли по своим домам добрые люди. Я попала к мариенбургскому пастору Глюку. Значит, я и вправду новая Роксолана… Скажи, она была хороша?
– Она была прекрасна, как и ты, госпожа! – восхищенно воскликнул Рустем. – И сначала она попала не в гарем самого султана, а лишь в дом великого визиря Ибрагима. Но Ибрагим не справился с украинской рабыней и отдал ее султану Сулейману.
– И со мной было так… – грустно согласилась Екатерина. – Я стала военной добычей, как и она. И недолго пробыла в доме у великого визиря – то бишь князя Меншикова. А потом меня заметил государь Петр Алексеевич.
– Я долго думал о твоей судьбе, госпожа… – продолжил свою речь Рустем. – И боюсь, что тебя, как и Роксолану, ожидает самое страшное…
– Но самое страшное я уже пережила! – воскликнула Екатерина. – Плен, рабство, позор…
– У тебя две луноликие дочери, госпожа… Нескольких детей ты потеряла… Но недавно родился сын, наследник…
Екатерина испуганно вскочила с кресла и подошла к двери, из-за которой доносилось тихое пение няньки, убаюкивавшей ее долгожданного сына, маленького Петрушу. Взялась было за ручку двери, хотела войти туда, но Рустем остановил ее и снова усадил в кресло: