Первая империя. Книга 15. Никто кроме нас: Демиург
Шрифт:
А мне невероятно везло – и когда в Шинданге на взлете в меня пульнули аж двумя ПЗРК! И в Кандагаре, когда так же вот на посадке, из придорожных кустов, почти у самого аэродрома, вылетел дымный след чужого ПЗРК! Не знаю, что ведет меня? Мне самому показалось, в какое-то мгновение, что за дымом разрыва я увидел какой-то размазанный силуэт?
Я таких силуэтов боевых машин точно не знаю! И когда у операторов РЛС аэродрома с матами крича, просил показать тот самолет, что взял Стингер на себя? Но операторы послали меня на хз..показав, что в момент посадки еикого в
Как рассказали мне потом мужики в общаги летного состава, я ВЫДЕЛЫВАЛ такие кренделя, что истребители, сами по себе суровые мужики, хватались за головы, крича – Он что, с ума сошел!? У него тангажа не хватит, чтобы выправиться у земли!?
Но спустя пять минут они возбужденно орали, принимая меня из кабины… – Брат! Тебе в истребителях надо быть! Бросай нахрен этот Тюльпан, иди к нам!…
А я непонимающим взглядом скользил по этим лицам совершенно чужим для меня лицам, что что-то кричали, обнимали и трясли меня за плечи…Потом – попойки, даже коменданты не третировали меня за это…я у них был в фаворе!
Но так не могло длиться бесконечно, и в один непогожий день, видать мой Ангел-Хранитель отвлекся и потерял меня из вида, потому что дымный след Стингера плотоядно воткнулся в борт моего Ила и разламываясь на части, самолет рухнул на бетонку взлетки огромным чадящим костром…
Экипаж погиб весь…кроме меня! ЧЕРТ! Но почему так?! Среди кучи хлама и рваных обломков, оставшихся от моего Тюльпана, под креслом пилота, запутавшись в стропах парашюта лежал я, отделавшийся только лишь ушибами и переломом ног! Люди, кинувшиеся к моему борту, удивлялись, сбивая фуражки на затылок! От моих ребят не осталось – НИЧЕГО! Даже ни кусочка…А я – вот он! Тем более грохнулся на бетон! И цел!
– Осторожно! Могут быть внутренние повреждения! – кричала первая красавица аэродрома в Баграме, тридцатилетняя капитанша Валя…(Капитонова Валентина Алексеевна), крича парням из медслужбы аэродрома, тащившим меня до кареты скорой…
Конечно, если бы не обезболивающее, вколотое мне ею, я вряд ли бы выдержал перенос…А так, я плыл словно по голубому небу! И кто знал, чем бы кончился мой земной путь, если бы не тот злочастный день в Баграме!? Отвалялся я полгода…
– Блин, что так сильно светит-то? – поморщился от пучка ярящихся лучей солнца воткнувшихся в мои глаза!
– Не двигайся! – надо мной раздался низкий, грудной женский голос, отчего сильно захотелось взглянуть на источник этой небесной прелести?!
– Это почему еще? – недовольно проворчал я, но когда попытался пошевелиться…
– Ой! – невольно выдохнул я и осел, боль прострелила снизу вверх по хребту, сразу убавив мой энтузиазм!
– Твою мать! – зашипел, словно рассерженный кот и вытянулся, весь в мокром, липком и холодном поту…– Глаза-то зачем замотали?
– У тебя милок повреждения не только ног, но и глазных нервов! – прошептала на ухо сладкозвучная фея…
– С каких пор повреждения внизу отдаются вверх? – на автомате спросил я, не веря в такую весть…
– С таких, когда ты головой вниз приземлился на бетонку
– Лучше бы я умер! – дернулся я, вспомнив свой экипаж…
– Черт! Зачем так – то? Господи, пацаны…– и я взревел во весь голос, царапая бинты, что были вокруг меня всего и моей головы…
– Ребята! – мой вопль взлетел в небеса, но попав в обшарпанный потолок больницы, он рухнул назад…на мою вмиг поседевшую голову!
– Поплачь, милый! Поплачь… – рыдая сама Валя судорожно обняла мою голову, преграждая моим ногтям путь к глазам…
И…тридцатилетний молодой. но седой, как лунь, офицер плакал навзрыд на сильных руках этой безумно красивой женщины, за которой пытался волочиться чуть ли не только госпиталь, но все, кто в данный момент служил на Баграме…Плакал навзрыд, до исступления…
– Петренко! – крикнула Валя в коридор – Дневальный! Успокоительное, живо, позови Марину, скорей давай! – а сама наваливалась на меня, стараясь погасить тот колоссальный нервный импульс горя, который наверняка сжег бы нахрен последние мои тонкие нервные нити в голове…
И пока я бился в её теплых, и наверное неимоверно ласковых руках, но таких сильных руках, в коридоре больницы раздался грохот сапог дневального и следом в палату, где лежал я, ворвался долговязый парень с повязкой на гимнастерке вкупе с молоденькой, совсем еще девочкой 18-20-ти лет, медсестрой…
Втроем они скрутили меня, девчонка вколола мне какую-то дрянь и я обмяк…Отпустив помощников, державших меня, Валя посмотрела на меня…я выпрямился, словно кол проглотил, лицо приняло очертания мертвяка? И Валя, выходя из палаты, всплакнула снова, промокая глаза платком, может пожалела она меня?
В самом деле, я – легенда Афгана среди пилотов ограниченного контингента ВВС Советского Союза…Никто, кроме меня столько не налетал в этих адских горах, спасая ребят от второй смерти…И доставивший на Родину несколько сотен гробов, в большинстве своем в запаянных цинках…Я – «Черный Тюльпан»! Борт номер 236…
И вот так, с переменным успехом, я лежал около полугода – ноги плохо заживали, видимо сказалось мое дикое нежелание жить? Да и глаза все никак не отходили…И вот лежал я в отдельной палате № 34…сходя с ума! От боли и горя, от той душевной Пустоты, что постоянно топило меня с неумолимым упорством! Но все равно, видимо Валюша помогла своим биополем, что ли?
И внезапно, через семь месяцев после гибели моего борта, я очнулся глухой ночью от боли, резанувшей мои глаза и гортанного, глухого голоса, прозвучавшего в моей седой голове – Вставай, Воин! Ты здоров…вставай, Брат!
И я изловчился и рванул бинты на голове, да так, что окровавленные куски и рваные обмотки бинтов сыпанули во все стороны и я обессилено откинулся на скомканной и мокрой от слез подушке…до дрожи в коленках боясь открыть глаза по настоящему впервые за эти проклятые семь месяцев! Осторожно я приподнял краешек век…Дрожащий свет еле живой мутной лампочки в конце коридора показался мне невероятно ярким и больно бил по нервам!…