Первая конная армия
Шрифт:
Его привезли к матери в Светлый Яр едва живого. От холодной воды, которой он напился из полыньи, и от того, что долго пролежал на льду, к тифу добавилось воспаление легких. Отец не выдюжил. Через десять дней —19 января 1919года —он скончался. Отца похоронили в селе Покровка, Капустино-Яровского района, Астраханской области.
Городовикову было приказано приступить к исполнению обязанностей командира 1-й бригады, а Тимошенко — к формированию 3-й бригады из остатков той бригады, с которыми он вернулся, внештатных подразделений 1-й и 2-й бригад и добровольцев.
Во всех трех бригадах дивизии было упорядочено организационное строение взводов, эскадронов, батарей и полков. Численность
Кроме пяти сабельных эскадронов, имевших в каждом взводе по пулемету на тачанке, в полках были созданы специальные пулеметные команды, которые являлись огневым средством командиров полков, а также команды разведчиков, каждая такой же численности, как и сабельный эскадрон. Мы могли бы значительно увеличить свою артиллерию, но это привело бы к снижению подвижности дивизии. Поэтому в каждой бригаде осталась по- прежнему одна четырехорудийная батарея, а в дивизии — конноартиллерийский дивизион четырехбатарейного состава. У нас остался также автобронеотряд Александра Войткевича в составе двух бронеавтомобилей и двух грузовых автомашин для подвоза горючего и запчастей.
В эти дни в дивизию был назначен комиссаром замечательный коммунист, прошедший царские тюремные застенки, Сигизмунд
Савицкий. С приездом к нам этого опытного политического руководителя в эскадронах и полках начали создаваться партийные ячейки и партийная работа приняла организованные формы.
Ранняя, теплая весна растопила обильные снега и сделала дороги, луга и поля почти непроходимыми для колесного транспорта. Это очень затруднило ведение боевых действий.
Используя временное затишье на фронте для подготовки дивизии к новым серьезным испытаниям, я лично проверял выполнение отданных указаний по реорганизации частей и наведению в них порядка, так как знал уже по опыту, что четкая организация и твердый порядок во многом предопределяют успех действий подразделений, частей и соединения в целом.
В середине февраля талая вода пошла на спад. Но теплая солнечная погода распарила землю, принесла густые туманы, плотной завесой стоявшие ежедневно почти до полудня. Казалось, что распутица и непроглядные туманы исключают боевые действия с обеих сторон. Белогвардейские генералы были уверены в этом. Но мы считали, что распутица, дождь и туман нам на руку так же, как снежная пурга и ночь, когда противник меньше всего ожидает нападения.
16 февраля наша дивизионная разведка донесла, что на участке Калач, Кумовка, Ляиичев занял оборону 7-й Донской корпус генерала Толкушкина. Этот генерал, видно, решил серьезно сопротивляться. Доказательством тому были развернутые им у Ляпичева полевые фортификационные работы. На протяжении пяти-шести километров вокруг Ляпичева возводились проволочные заграждения в три ряда, они упирались флангами в Дон и прикрывались артиллерийским, пулеметным и ружейным огнем.
Наша разведка установила, что в состав корпуса генерала Толкушкина входят четыре пехотных полка и казачья бригада в составе трех конных полков. Получив эти данные о противнике и оценив обстановку, я принял решение овладеть Ляпичевым и в ночь на 17 февраля объявил свое решение командирам частей. Дивизии предстояло на рассвете перейти в наступление, прорвать оборону противника у Ляпичева и разгромить корпус генерала Толкушкина.
Куда там наступать! — зашумели некоторые товарищи. — Кругом луга и лощины, балки и овраги, затопленные водой. На дорогах и там, где воды нет, непролазная грязь. Повозки и орудия засасывает по ступицу колес.
А мы не возьмем с собой ни орудий, ни пулеметных тачанок, ни обоза... — сказал я.
Еще больше зашумели командиры.
Как же наступать на подготовленную оборону противника без пулеметчиков и артиллеристов?
А мы пулеметчиков и артиллеристов возьмем, — успокоил я товарищей. Посадим их верхом на лошадей, а стрелять они будут из орудий и пулеметов, которые мы захватим у противника.
Мой спокойный, уверенный тон подействовал — все замолкли. Ока Иванович с обычной своей невозмутимостью сказал:
Правильно. Устроим белым небольшую панику, и ихние пушки будут наши.
Рано утром 17 февраля дивизия под прикрытием тумана перешла в наступление, оставив свою артиллерию и пулеметы в Кар- повке под охраной кавалерийского полка Литунова.
Белогвардейцы, как я и рассчитывал, не ожидали нашего наступления. Их сторожевое охранение, расположенное в хуторе Ново-Петровском, подпустило к себе наши передовые части почти вплотную и, когда вдруг увидело их, в панике бросилось бежать в Ляпичев.
С подходом главных сил дивизии к Ляпичеву выдвинутые белыми два конных полка пытались развернуться для боя, но стремительной атакой дивизия смяла их и обратила в бегство. Белогвардейцы кинулись в один из проходов в проволочном заграждении, и наши части на плечах противника ворвались в его оборону.
События развертывались с поразительной быстротой. В первые же минуты боя в наших руках оказались артиллерийская батарея и несколько станковых пулеметов противника. Артиллеристы и пулеметчики немедленно использовали захваченное оружие. Белогвардейцы как угорелые выскакивали из домов и метались по улицам, стараясь найти выход из своей круговой обороны, ставшей теперь для них ловушкой.
В самом начале боя были захвачены и два бронепоезда белых. Подъезжаю к одному из них и вижу: белые солдаты летят из бронированных кабин так, будто бы кто-то их выбрасывает оттуда.
Л ну-ка посмотри, в чем дело, — сказал я своему ординарцу.
Не успел ординарец спрыгнуть с коня, как из люка бронепоезда показался Тарасенко — человек здоровенного телосложения, занимавший должность помощника командира полка по снабжению.
Что же ты, брат, здесь делаешь? — спрашиваю его.
Он спрыгнул с бронепоезда, отряхнулся, как будто бы бросал мешки с мукой, и ответил:
Так что трофеев-то по моей части не было, вот я и решил разгрузить цю машину...
Подъехали наши артиллеристы, я приказал им заняться артиллерией бронепоезда, а сам поскакал дальше и вдруг увидел мчавшегося по направлению к Дону всадника на хорошем сером коне. Всадник прижимался к шее коня, мундир его был расстегнут, волосы растрепаны.
Генерал, генерал! — закричали пленные солдаты, стоявшие у бронепоезда.
Это был генерал Толкушкин. Я помчался за ним. Между мной и Толкушкиным было метров пятьдесят — шестьдесят. Я взвел курок револьвера, но стрелять воздерживался: боялся, что убью лошадь — уж очень она мне понравилась. Толкушкин мчался прямо на сплошную стену высокого кустарника, забитого почерневшим снегом. Его конь оторвался от земли и птицей перелетел через кусты. Я прыгнул следом за генералом, но не совсем удачно. Моя лошадь после прыжка споткнулась и чуть было не упала. Эта небольшая заминка дала возможность Толкушкину несколько оторваться от меня. Он подскакал к Дону, бросил лошадь и побежал по льду к противоположному берегу. Я подъехал к реке и с коня стал стрелять по убегавшему генералу. Огонь открыли также и догнавшие меня бойцы. Добежав до противоположного берега, генерал упал и пополз в кусты. Был ли он ранен или просто упал, спасаясь от пуль, — трудно сказать. Бойцы очень жалели, что им не удалось поймать такую крупную птицу. Я успокоил их, высказав уверенность, что во второй раз Толкуппсину от нас уйти не удастся.