Первая конная армия
Шрифт:
Полковник был обрадован четкими указаниями и, сказав, «слушаюсь*, закончил разговор.
Ну вот, — сказал я Селезневу, — пусть полковник действует. Он, видно, исполнительный офицер и, если никто не помешает, окажет нам добрую услугу...
Разговоры с белогвардейцами меня заинтересовали.
Попробуй-ка соединить меня со штабом Мамонтова, — попросил я Селезнева.
Один момент, — ответил он.
И через минуту я разговаривал с тем же дежурным офицером из Великокняжеской, который передал мне оперативную сводку. Я приветствовал его от имени поручика Рождественского и сказал, что генерал Сидорин приказал доложить, какие задачи поставлены перед войсками генерала Мамонтова на завтра и где находится сам генерал. Дежурный ответил,
На этот раз разговор между нами был продолжительным и достаточно откровенным со стороны дежурного офицера штаба Мамонтова. Я спросил его, как используются аэропланы. Дежурный ответил, что днем они ведут разведку противника, а ночью находятся в селе Бараники. Затем я спросил его, обеспечена ли надлежащая защита аэропланов в Бараниках. Офицер ответил мне, что в Бара- никах находятся войска генерала Деникина. Три кубанских полка из состава этих войск 17 марта должны быть в Великокняжеской.
Поблагодарив дежурного за информацию, я просил его, во- первых, передать командованию группы, чтобы донесения о положении дел не задерживались, и, во-вторых, пообстоятельнее донести о причинах бунта солдат в районе Торговой.
Я уже собирался уходить — надо было поторопиться с выступлением частей дивизии из Платовской, но Селезнев вновь пригласил меня к аппарату. Звонила жена полковника Лукьянцева из Ростова.
— Я получила прискорбное извещение о геройской гибели мужа и буду очень признательна вам за услугу — послать гроб с телом полковника Лукьянцева в Ростов, — сказала она.
Я ответил, что, к сожалению, мы не можем выполнить эту просьбу, так как полковник погребен и могила его находится уже на территории, занятой красными. Поторопившись закончить этот малоинтересный для меня разговор, я поехал в штаб дивизии.
Дивизия выступила на Ельмутские хутора. Показания пленных артиллеристов оказались точными. В хуторах действительно располагались обозы третьего разряда и тыловые подразделения двух корпусов группы Мамонтова, которые были захвачены дивизией без особого труда.
Начался рассвет. Небольшой туман быстро рассеялся, и в 7 часов утра 18 марта полки дивизии на галопе ворвались в станицу Великокняжескую. Застигнутые врасплох белогвардейцы бросились из станицы в разные стороны, не оказав никакого сопротивления.
Немедленно же была арестована охрана тюрьмы и выпущены заключенные. Заключенных оказалось около пяти тысяч, среди них были и члены президиума Великокняжеского Совета рабочих, крестьянских и казачьих депутатов — Анохин и другие, которые сидели в тюрьме уже около года.
Штаб группы генерала Мамонтова и полковника Кильчевского захватить, к сожалению, не удалось. Штаб размешался в бронепоезде, который при первых выстрелах артиллерии поднял пары и ушел за реку Маныч.
В Великокняжеской было взято в плен свыше тысячи недавно мобилизованных солдат, находившихся на учебных пунктах. Пленных отправили в Платовскую. Туда же были направлены захваченные в Ельмутских хуторах и в Великокняжеской обозы противника с походными кузницами, артмастерскими, обмундированием английского производства и прочим военным имуществом.
При допросе пленных, взятых в Великокняжеской, мы выяснили, что на станции Зимовники находятся два бронепоезда белых, и я немедленно приказал своим связистам соединить меня с Зимовниками. Связь была налажена по железнодорожному проводу. От имени полковника Кильчевского я вызвал один бронепоезд на станцию Великокняжескую, а своим артиллеристам поручил, как только бронепоезд подойдет к Великокняжеской, разобрать железнодорожное полотно спереди и сзади. Артиллеристы с точностью выполнили мое указание и, отрезав бронепоезду пути отхода, принудили его команду сдаться.
Заполучив бронепоезд, мы решили переночевать в Великокняжеской, а с рассветом начать движение через Куберле по железной дороге, но произошла неприятность, которая заставила изменить этот план. На бронепоезде стояла большая дальнобойная морская пушка «Конэ». Из нее можно было стрелять только параллельно бронепоезду или под острым углом. Наши же артиллеристы, не зная этого, произвели выстрел из пушки, когда ее ствол находился под углом в девяносто градусов к платформе бронепоезда. В результате при откате ствола произошел сильный боковой толчок и бронепоезд опрокинулся.
После этого мы тотчас же начали готовиться к выступлению на Платовскую. С наступлением темноты дивизия двинулась из Великокняжеской. Но не успели мы выйти из станицы, как в нее ворвались конные казаки. Это были те три казачьих кубанских полка, о которых мне говорил ночью офицер штаба группы Мамонтова.
Передовые подразделения белоказаков натолкнулись на наш арьергард, который под командой находившегося там начальника штаба дивизии Григория Хоперского принял бой.
Я был в это время в голове колонны дивизии. Узнав о нападении белоказаков с тыла, я приказал контратаковать их. Полки быстро повернули назад и контратаковали противника, смяли его и, преследуя казаков, выскочили к железной дороге. И тут вдруг из-за железнодорожного полотна в ночном сумраке вырос целый лес штыков пехоты противника. Пехота, стоя на месте, открыла залповый огонь. Не останавливаясь, наши полки с ходу атаковали белогвардейцев, охватывая фланги. Видя, что судьба ее предрешена, белая пехота, бросив оружие, сдалась в плен. Это были части пехоты, которые формировались белыми в станице Орловской. Белогвардейцы бросили ее на Великокняжескую, когда узнали, что станица в наших руках.
Захватив с собой пленных, части дивизии снова двинулись на Платовскую.
В штабе дивизии меня ожидала печальная весть: в бою с кубанскими белоказаками пал смертью храбрых начальник штаба Григорий Хоперский. По старому воинскому обычаю я снял шапку и почтил память этого замечательного командира — бывшего казачьего офицера, с первых дней революции твердо вставшего на сторону советской власти и честно служившего народу до последней минуты своей жизни. Человек высокой культуры и кристальной честности, отлично знавший военное дело и обладающий незаурядными военными способностями, он перешел на сторону революции по глубокому убеждению в правоте ее дела и отлично понимал дух революционного времени. Он был не только моим боевым соратником, но и другом.
Минуя Платовскую, дивизия вышла к реке Сал. Предсказания местных старожилов о разливе реки оправдались. Сал уже начинал выходить из берегов, пора было снимать мост, но жители Большой Мартыновки не снимали его, ожидая возвращения наших частей.
Переправившись через Сал, части дивизии очистили от белых примартыновские хутора и расположились на отдых в Большой Мартыновке. Пленные и трофеи были направлены на станцию Ремонтная, в расположение 37-й стрелковой дивизии.
Так закончился наш налет на Великокняжескую. Результаты его превзошли наши ожидания. Дивизия не только освободила тысячи советских людей, обреченных на смерть в застенках белогвардейцев, потрепала отдельные части белых, захватила много пленных и богатые трофеи, но и расстроила планы обороны белогвардейцев по рубежу реки Сал, внесла путаницу и неразбериху в положение белых частей на фронте перед 10-й Красной армией. Высшее белогвардейское командование потеряло ориентировку — оно не знало, где проходит линия фронта и что можно ожидать завтра. Мамонтов сидел в Торговой, опасаясь приблизиться к Салу, он считал, что рубеж по реке Сал прочно занят красными. Это способствовало выдвижению к Салу стрелковых соединений нашей армии.