Первая конная армия

Буденный Семен Михайлович

На Стрепухова, одного из лучших наших командиров, человека, не знавшего устали и страха, можно было положиться в любых условиях. Однако мы с комиссаром дивизии Кузнецовым, сменившим Савицкого, который убыл по болезни, не спали всю ночь. Это была ночь на 26 апреля.

Дивизия, стремительно преследуя противника, слишком оторвалась от 10-й армии и вышла в районы, контролируемые крупными силами белогвардейцев. Полки белых, которые дивизия преследовала днем, были лишь частью сил группы генерала Мамонтова. Где находились его остальные силы, мы не знали, но надо было предполагать, что они близко, может быть, даже в районе станицы Хомутовской. Кроме того, следовало думать, что в ближайших районах сосредоточены крупные силы «Добровольческой* армии генерала Деникина, предвестником

которых были три кубанских казачьих полка, появившихся в станице Великокняжеской. Перспектива оказаться между двух огней была незавидной. Сведения о противнике, полученные от пленных и местных жителей, ясной картины не давали. Долго мы изучали по карте район действий дивизии и пришли к выводу, что если в ближайшее время обстановка не прояснится, то придется отойти за Маныч.

Рано утром я вышел на крыльцо домика, в котором провел эту бессонную ночь. Стоявшие у дверей часовые из резервного кавалерийского дивизиона молча расступились, пропуская меня. Хотелось подышать свежим воздухом и ощутить всем телом утреннюю прохладу. Пройдясь по двору, я поднялся на крылечко, чтобы поговорить с часовыми. Но поговорить не удалось. По дороге, пересекающей хутор с севера на юг, медленно ехал всадник. Боец верхом на лошади в расположении дивизии — явление обычное, и поэтому я сначала посмотрел на всадника почти безразлично, но потом заметил, что он не похож на бойца нашей дивизии, и это меня насторожило. Я подошел к калитке и стал рассматривать спокойно приближавшегося всадника. Он был одет строго по форме кубанского казака (кубанка, бурка, черкеска). Чувствовалось, что он и его лошадь утомлены дальней дорогой.

Когда казак поравнялся со мной, я окликнул его и спросил, куда он едет. Он устало посмотрел на меня и ответил, что ищет штаб генерала Покровского.

Ну, заезжай сюда, приехал по назначению.

Слава богу, — ответил казак и, подъехав ко мне, слез с лошади.

Зачем тебе, станичник, штаб Покровского? — спросил я.

А затем, что привез донесение.

Давай донесение мне, а сам отдыхай.

Я взял донесение и глазами указал часовым на казака. Те поняли меня без слов и мигом обезоружили его.

В донесении, которое привез этот казак, сообщалось, что 37-я стрелковая дивизия красных форсировала Маныч и повела наступление на Торговую, но была атакована конными корпусами генералов Шатилова и Улагая, которые в результате боя захватили семьсот пленных и семь орудий. Далее сообщалось, что указанные корпуса ведут успешное преследование красных. Обо всем этом подписавший донесение начальник штаба корпуса Шатилова просил генерала Покровского довести до сведения личного состава подчиненных ему частей, дабы поднять боевой дух казаков.

Не успел я еще раз внимательно прочесть донесение, как услышал ружейно-пулеметную стрельбу на линии нашего сторожевого охранения. Ясно было, что если где-то рядом с дивизией расположен корпус генерала Покровского, то, вероятно, части этого корпуса и ввязались в бой с нашим сторожевым охранением.

Дивизия немедленно была построена но тревоге.

Через несколько минут Стрепухов прислал донесение, в котором докладывал, что его полк, вступивший в бой с крупными силами противника, отходит с линии сторожевого охранения и что, по словам одного взятого в плен белогвардейца, наступление ведет 2-я Терская дивизия корпуса генерала Улагая, находящаяся во временном подчинении генерала Покровского.

Ознакомившись с донесением Стрепухова, я приказал 20-му полку выступить из хутора и совместно с 19-м полком атаковать противника. Решительной контратакой бригада остановила противника, а затем принудила его к отходу. Наши части перешли в преследование белогвардейцев. Неотступно за 1-й бригадой продвигались 2-я и 3-я бригады дивизии. Находясь в передовых подразделениях 19-го полка, я выскочил на высотку перед Хомутовской, чтобы посмотреть, что делается в станице, и увидел в бинокль следующую картину: на восточной окраине станицы Хомутовской развернутым фронтом построена огромная масса кавалерии. Как потом выяснилось, это был Кубанский корпус генерала Покровского в составе трех казачьих дивизий. На левом фланге колонны пристроились донские казаки из группы генерала Мамонтова.

Генерал Покровский объезжал свои дивизии и здоровался с казаками. Это был очень подходящий момент для того, чтобы установить на высотке артиллерию и обрушить ее огонь на кавалерию противника. Однако еще более заманчивым было на плечах 2-й Терской дивизии врезаться в корпус Покровского в конном строю. Я остановился на втором решении, но оказалось, что несколько переоценил возможности 1-й бригады и недооценил силы противника. Бригада врезалась в корпус Покровского, но казаки не дрогнули, а взяли шашки к бою к перешли в контратаку. Поняв, что опрокинуть противника не удастся, я приказал 1-й бригаде броском отскочить и перейти к обороне, 2-я и 3-я бригады и Особый резервный кавалерийский дивизион к этому времени вышли на правый фланг 1-й бригады, спешились и вступили в бой. Бойцы частью лежа или с колена, частью стоя открыли дружный залповый огонь по белоказакам. Эскадроны, залегшие вблизи противника, забрасывали его ручными гранатами. Пулеметные тачанки вышли на фланги частей и расстреливали белых в упор. Артиллерия дивизии, занявшая огневые позиции на высотах, засыпала противника картечью. Боевые порядки белых смешались. С их стороны велась лишь беспорядочная ружейно-пулеметная стрельба. Артиллерия противника сначала бездействовала, а потом в суматохе, не разобравшись в обстановке, дала залп по своим войскам. Это было для нас большой помощью. Под ударами нашей и своей артиллерии, под ураганным ружейно-пулеметным огнем противник дрогнул и наконец побежал. Дивизия, перейдя к преследованию, заняла станицу Хомутовскую и гнала белогвардейцев до станции Злодейской. Дальнейшее преследование противника оказалось невозможным, так как со стороны станций Злодейской и Кагальник вышли бронепоезда белых и стали обстреливать дивизию перекрестным артиллерийским и пулеметным огнем. В связи с этим наши части вынуждены были отойти к Камышевахе и, заняв расположенные западнее ее высоты, подготовиться к обороне.

Не успела еще дивизия как следует укрепиться на оборонительном рубеже, как противник повел энергичное наступление. Завязался упорный огневой бой, в котором принимали участие все огневые средства обеих сторон. Треск пулеметов, залпы из винтовок, гул артиллерии не прекращались ни на минуту до конца дня. Огневые налеты противника чередовались с бесчисленными атаками с конном строю. Особенно нажимали белогвардейцы на наши фланги, стремясь охватить дивизию и выйти нам в тыл.

В связи с этим я вынужден был выделить на оба фланга дивизии по два сабельных эскадрона с пулеметными тачанками. В течение всего дня кипел этот жестокий бой. Сколько раз мне приходилось лично водить части в контратаки! Несмотря на свое отчаянное упорство, белогвардейцы не смогли сломить нашей обороны.

С наступлением темноты бой прекратился и дивизия расположилась на ночь в хуторе Камышеваха.

Сражение под Камышевахой осталось у меня в памяти как одно из самых тяжелых. Не только противник, но и мы понесли большие потери, пожалуй, самые большие за все операции 1919 года. В числе раненых были командир бригады Городовиков, комиссар дивизии Кузнецов и командир полка Стрепухов.

Однако, несмотря на исключительно тяжелую обстановку, мы выиграли бой. Противник, ведя фронтальные атаки на узком участке, несомненно, допускал грубейшую тактическую ошибку. Мы не смогли бы устоять, если бы белые наступали с глубоким охватом флангов. В этом случае дивизия вынуждена была бы отступить к Манычу и сражаться там, будучи прижатой к широко разлившейся реке.

Ночью в штабе дивизии, мысленно ставя себя на место противника и тщательно разбираясь во всех возможных вариантах его действий, я пришел к выводу, что генерал Покровский завтра с утра атакует дивизию на широком фронте с глубоким охватом флангов. Из анализа обстановки было очевидно, что обороняться в Камышевахе против превосходящих сил противника бессмысленно: крупные массы конницы белых окружат дивизию и подавят ее своей численностью. Посоветовавшись с командирами бригад, я принял решение произвести скрытный ночной маневр с выходом в хутор Раково-Таврический.