Первая любовь Ходжи Насреддина

Зульфикаров Тимур Касимович

...Иди, отрок, в молодости твоей

куда ведет тебя сердце твое и

куда глядят глаза твои...

Экклезиаст

Айе!..

Кто кричит диким, шальным, шалым, бражным голосом? На весь кишлак...Кто?..

Слепым,

дурным, косым, блаженным голосом?..

Кто кричит блаженным прекрасным голосом?..

Кто заходится, ликует, пьянеет в крике?..

Или это захожий божий дервиш — суфий?..

Иль это курильщик опиума, анаши-банга?..

Или это нищий каландар, блаженный, сумасшедший, забредший в кишлак с Великого Шелкового Пути?.. Какие только люди там не бродят...

Айе!.. Кто кричит на весь кишлак блаженным, заливающимся голосом:

— Айе! Айе!.. Эй, душа!.. Ёр! Ёр! Ёр! Возлюбленная! люблю! люблю! люблю! люблю! люблю! люблю тебя, а ты томишься за высокой глухой стеной!..

Как мне попасть к тебе? Как перелететь через стену? Как?..

Ай, люди, почему я не птица? Почему?.. Ай, люди, помогите!.. Помогите, родные!..

Эй, люди, соседи, ближ¬ние! Люди!..

Вы нарожали детей и забыли про любовь!.. забыли про любовь!..

Вы ослепли за своими тупыми семейными дувалами!.. Помогите!.. Или налейте мне лед¬никовой воды в душу!.. Чтоб погасла! Чтоб утихла!.. Чтоб смирилась!.. Ай, горячо!.. Ай, больно как! Ай, сладко как!..

Эй, помогите!.. Я счастливый! счастливый! счастливый! счастливый!..

Помогите, люди!.. Я счастливый!.. Помогите, а то я умру от счастья!..

Сухейль, Сухейль, у меня во рту суховей! Песок!.. Я хочу твоей арычной воды, а она за стеной... Сухейль!..

Эй, люди, я люблю Сухейль, дочь бека!.. Я целовал ее!.. И она тоже любит меня! Любит! Любит! Любит!..

Помогите, люди!..

Эй, эй! Эй!.. У меня во рту суховей!..

Какой-то человек в ярком старом отцовском праздничном чапане, чапане жениха, в выцветшей ферганской лазурной тюбетейке, в стоптанных сапогах-чарогах из сагры, начищенных, однако, нутряным салом до блеска, идет бредет по кишлаку...

За

ним бегут, хохочут, хватают дергают его за широкие великие рукава чапана кишлачные мальчишки, но он не обращает на них внимания.

Собаки кишлачные на него лают, скалятся, но он не слышит, не видит...

Он далекий, веселый!..

В руках у него дутар, и он бьет по струнам сильными резкими пальцами и выкрикивает вольные пьяные слова:

– Эй, люди! Помогите! А то я умру от счастья!..

Ай, больно как! Ай, сладко как!.. Да налейте мне в душу ледяной горной воды, чтоб погасла... Чтоб не жгла так!.. Так!..

Эй, люди, во рту у меня суховей! Песок!..

Су¬хейль!.. Я хочу твоей арычной воды, воды, а она за стеною!..

Эй, люди, помогите!..

Это Насреддин. Он кричит, и глаза его блаженно закрыты. Он не видит ничего. Только пальцы слепо, хлестко бьют по острым струнам дутара, и струны обрываются, сворачиваются, ползут, а на пальцах появляется кровь.

Тогда Насреддин бросает онемевший дутар на дорогу.

— Эй, люди, помогите, а то я умру от счастья!.. Помогите!..

Старая женщина с непокрытой седой головой бежит вослед за ним и кричит:

— Сынок, вернись домой!.. Не позорь нас на весь кишлак!.. Зачем ты надел чапан жениха?.. Мы же ни¬щие... Где мы возьмем калым?.. Вернись, сынок... Насреддин!..

Это Ляпак-биби...

Но Насреддин не слышит ее слов...

Отстает она... Садится на дорогу... Плачет... Старая женщина...

А Насреддин нагибается, снимает с головы лазурную ковровую тюбетейку и зачерпывает холодной осенней жемчужной дорожной пыли и сыплет пыль себе на свежепобритую, вымытую, нагую чистую голову.

— Я люблю! люблю! люблю! люблю! люблю тебя, Сухейль!.. Помогите, люди!.. Вы же тоже любили!.. Помогите!..

Пыль течет по голове Насреддина. Холодная... Осенняя... Сырая... Невеселая...

— Сумасшедший!..

— Дервиш!..