Первая любовь Ходжи Насреддина
Шрифт:
Мне кажется, что я один в яме, но я слышу обострившимся ухом, что кто-то стоит рядом со мной, дышит, живет, тянется... ногами перебирает в ползучей донной топкой глине...
— Кто тут? — вздрагиваю я.— Кто тут, во тьме?..
— В древней «Книге о праведном Виразе» сказано, что в аду такой мрак, что, хотя людей там так густо, как волос на голове, каждый думает, что он один...
Надо сделать людей одинокими, тогда будет ад на земле. Этого и хотят наши правители...
Айе!..
Это голос слепого дервиша-каландара...
— О Аллах! О боже!.. Бобо, вы-то почему здесь?.. За что?.. Старый... Слепой...
И он тоже узнал меня. Узнал...
— Эх, сынок, слепой ты...
Любить в наше время — все равно что птице слепо класть яйцо на караванной пыльной проезжей дороге иль строить, вить гнездо в осенних холодных ветвях нагой белой айвы...
Прошел караван — и копыто верблюда смяло, убило, размыло, удавило невинное беззащитное яйцо...
Налетел ветер — и гнездо распалось, рассыпалось, разлетелось, развеялось...
...Погляди на эти глиняные столетние слепые кибитки... на эти нищие низкие глухие саманные дувалы... На этих детишек с коровьими печальными очами...
Разве тут можно любить? Разве можно?..
Разве можно быть богатым среди нищих?..
— О Боже!.. Бобо, вы-то почему здесь, в яме?.. За что? Старый... Слепой...
— Сынок, в нашем эмирате все честные дороги все добрые тропинки, как реки в море, ведут в зиндан...
Только слепые, глухие, тупые, злые, сытые не видят этого...
Но я вижу, сынок... Хотя у меня нет глаз...
— И я вижу... вижу... бобо... Теперь вижу!.. Хотя тут темно...
— Есть только одна страшная тьма — тьма души... Ее опасайся... А тьма зиндана целительна... Многие прозревают в этой тьме...
— Я прозрел, бобо. Я хочу выбраться отсюда. И освободить вас... И других, томящихся во всех зинданах земли!..
—. Ой, сынок, твоей жизни не хватит...
— Хватит, бобо!..
—. Мы поможем! — проговорил в кромешной тьме зиндана чей-то хриплый сильный голос.
— Кто ты, друг?..
— Я дехканин Шукур-ака...
— Я Насреддин, сын горшечника Мустаффы-ата... За что тебя бросили в зиндан, Шукур-ака?..
— Я промахнулся!.. Перепутал немного... Ошибся немного... Неграмотный
– Что ты сделал?..
— Вместо того чтобы разрыхлить землю под хлопковым кустом, я немного разрыхлил кетменем белую чалму амлякдора — сборщика податей... Главного бухарского сборщика податей...
Перепутал белую пышную чалму с кустом хлопковым... Ошибся немного-Неграмотный я... От усталости... Глаза слипались... Спать хотел... Неученый я... Вот и ошибся!.. Вот и в зиндан попал!..
— Кто борется языком, кто — кетменем... Люди разные...
И тут я услыхал чей-то долгий хрупкий вздох во тьме и слабый старческий голос, говорящий молитву.
— Ля илляха иль Аллаху Мухаммад Расуль Улла!..
В этой тьме не узнаешь, не различишь время молитвы намаза...
О Аллах, о всемогущий, прости раба твоего, низкого земляного червя... Пошли исход скорый, быстрый незаметный!.. Пошли, Аллах!..
Пусти в сады медоточивые, цветущие, избыточные... Устал я от ада земного...
О Аллах, зачем опускаешь ад на землю?.. Как перья ворон летящих...
– Кто вы, домулло? — почтительно проговорил я во тьму.
– Я астролог Ходжа Али Акбар...
– Домулло, а что вы делаете в зиндане?.. Отсюда ведь и звезд не увидишь...
– Я устал от немых созвездий, от равнодушных холодных плеяд...
Я стал глядеть на малые грустные близкие огни моей земли... моих ночных бедных селений и кишлаков... на костры пастухов, на угли тануров — печей для выпечки лепешек... на дымы пряных кизяков... на нищие светильники моего народа...
Я пришел от великих равнодушных светил неба к родным огням бедной, забитой земли моей...
Я стал слушать, что говорят простые люди, а не светила небес...
И я предсказал властителям скорую гибель эмирата... Развал, разброд Мавераннахра... Походы победных врагов-степняков... Падение дворцов, крепостей, тронов... Набеги летучих, падучих песков, засыпающих, уморяющих навек древние города...
Я ушел от неба на землю... Но земля наша грустна... И мне снова хочется на небо...
— Вначале, домулло, нам нужно выбраться на землю...
— Отсюда никто никогда не выбирался живым... Только мертвым...
— А мы выберемся живыми!.. Айе, выберемся!..
Это говорю вам я, Насреддин, сын горшечника Мустаффы-ата... Стоящий по колено в дерьме!.. Мы выберемся!.. Пусть дерьмо дойдет нам до горла!.. Пусть выше!.. Но мы выберемся!..