Первая жертва
Шрифт:
— Бомбы в дыру! Давай, — крикнул Эдмондс, и Кингсли увидел, как солдаты приблизились к тускло сияющим полоскам света, отмечавшим входы в подземный комплекс. Оттуда уже лезла пара немцев, которые пытались поднять ружья, но, едва появившись, получали либо пулю, либо удар штыком. Затем в землянки швырнули ручные гранаты Миллса, и почти немедленно за громкими взрывами последовал хор криков и жалобных стонов.
Взлетела ракета, и вокруг вдруг стало светло как днем. Британцы в дикой, яростной злобе размахивали оружием, а немцы, разговор которых Кингсли слушал всего несколько секунд назад, были уже мертвы или умирали. На периферии немцы забивали подходы к окопам,
Из темноты воронок, из облаков дыма начали появляться контуженые и раненые немцы. Их тут же убивали и сваливали в кучу, блокируя подходы и заглушая крики изнутри.
— Карстерс, Смит! Присмотрите за флангами, — крикнул Эдмондс. Кингсли огляделся и увидел то, что Эдмондс заметил еще раньше: двое или трое английских солдат погибли, а немцы отодвигали оставшихся защитников прямо в гущу рукопашной.
— Плохи дела, парни! Чертовски плохи, готовимся к отступлению! — крикнул Эдмондс.
Кингсли решил, что великолепный офицер на минуту опоздал с приказом. Подоспевшие на помощь своим товарищам немцы теперь уже почти добрались до англичан, и битва поражала своей яростью и агрессивной энергией. Кингсли вдруг вспомнил невероятные сцены из американского кино, когда в салуне где-нибудь на Диком Западе начиналась безумная драка, в которой все колотили друг друга без разбора. Окоп представлял собой массу судорожно машущих руками людей.
Взглянув вниз, Кингсли увидел, как Эдмондс набрал в грудь воздуха, чтобы отдать следующий приказ, и в этот момент немец вонзил ему в спину штык. Вместо слов из его открытого рта полилась кровь. Он упал лицом на доски и выронил револьвер.
Кингсли перепрыгнул через бруствер и рванул вниз, в толпу. Он ни на секунду не задумался и не стал колебаться. С самого первого момента, едва приняв задание от Камминга, он знал, что наверняка подвергнется опасности, но ведь точно такой же опасности каждый день подвергались миллионы других людей. С момента прибытия во Францию он испытывал своего рода мрачное удовлетворение при мысли, что теперь сможет показать тем, кто называл его трусом, на что он способен; наконец он сможет разделить опасности, с которыми сталкивались его соотечественники, и не идти при этом на компромисс со своей совестью.
Кингсли почти искалвозможность увидеть сражение. Теперь, когда такая возможность представилась, он ринулся в гущу событий.
Кингсли видел сцену боя с высоты, поэтому хорошо ориентировался в сложившейся ситуации. Он приземлился между двумя английскими солдатами, рядом с которыми упал капитан, и собирался пригнуться и схватить револьвер, когда перед ним вдруг возник немец с маузером в руке. У Кингсли в руке был револьвер, который он надеялся обменять на оружие капитана Эдмондса. Он не собирался делать ни одного выстрела в этой ужасной войне, но теперь у него не было выбора. Его руки сами сложились в положение для стрельбы, так хорошо известное ему по занятиям в стрелковом тире городской полиции; он прицелился и спустил курок. Немец упал навзничь, получив пулю между глаз. Когда он упал, Кингсли увидел еще одного прямо позади него, а по бокам от него третьего и четвертого. В каждого из них Кингсли всадил по пуле, поворачиваясь корпусом направо и налево и не меняя положения
Когда рухнул четвертый немец, Кингсли огляделся в поисках револьвера Аберкромби. Он хорошо запомнил, куда именно уронил его Эдмондс, и ожидал увидеть его рядом с телом капитана, однако револьвера там не было; он отлетел в сторону во время сражения, а может, соскользнул с досок или провалился между ними в грязь; возможно, он по-прежнему рядом, но разглядеть его среди толпы поскальзывающихся, топающих, бегущих ног просто не представлялось возможным. На площади размером с половину теннисного корта находилось порядка сорока человек. И наверное, еще двадцать лежали в земле, мертвые или раненые, затоптанные солдатами. Кингсли понимал, что теперь искать револьвер бесполезно: через несколько секунд немцы подомнут нападающих, и неизвестно, выйдет ли отсюда кто-нибудь живым. Прямо перед собой Кингсли увидел молодого лейтенанта, с которым пил чай; половина головы у него была снесена выстрелом. Оба офицера теперь погибли, и нападающих давили со всех сторон.
Кингсли вспомнил толстяка, которого застрелил Эдмондс. Где он? Откатив одного из убитых им немцев, он нашел тело жертвы Эдмондса, в руке которого по-прежнему был зажат поварской черпак. Достаточно ли он толст, чтобы остановить пулю? По идее, пуля, выпущенная в упор из боевого револьвера, должна пробить человека насквозь, а затем, возможно, еще одного, прежде чем уйти в грязь. Но это был исключительно толстый солдат, одетый в плотный плащ, густо усеянный кожаными вставками и застежками. Кингсли опустился на колени и перевернул тело. Выходного отверстия не было.
Второй раз меньше чем за полчаса Кингсли погрузил руку в мертвое тело. В свежий труп проникнуть было не так легко, и ему пришлось достать из-за пояса мертвого повара топорик и разрубить ему грудную клетку, чтобы пробиться внутрь. Пуля вошла в грудь, поэтому, пока над головой Кингсли три дюжины солдат кололи и колотили друг друга до смерти, он разрубил ребра солдата, затем залез под них ножом. Проделав огромную дыру, он засунул руку внутрь и попробовал нащупать пулю. Он не ошибся: пуля застряла между задними ребрами. Кингсли вытащил ее и сунул себе в карман, затем поднялся на ноги и окинул взглядом схватку, оценивая свое положение.
— Прикажите им отступать, — услышал он голос снизу, — или они будут сражаться, пока не погибнут. Офицеров не осталось. Кто-то должен отдать приказ.
Это был Эдмондс, который, к большому удивлению Кингсли, был все еще жив.
— Ради всего святого, вытащите их отсюда.
Кингсли огляделся: на обоих флангах появилось еще больше убитых английских солдат и вдвое больше убитых немцев, и Кингсли казалось, что только затор из тел не позволял стоящим позади немцам прорваться на помощь своим боевым товарищам.
— Гранаты! — крикнул Кингсли что было сил. — Гранаты, немедленно! Капитан Эдмондс пал в бою, я теперь старший. Гранаты давайте!
Он прокричал это как мог твердо и спокойно и достиг желаемого успеха; даже немцы на секунду застыли.
— Гранаты, сэр! — сказал появившийся перед ним солдат в тот момент, как битва вокруг них закипела с удвоенной силой.
— Благодарю, рядовой, — сказал Кингсли и взял у него одну гранату. — А теперь сделай милость, швыряй в тот фланг, а я — в этот.