Первенец

Мор Дэлия

– Сколько он проживет?

Цеста впервые запнулась и замолчала, не то вспоминая данные, не то собираясь с духом. Наилия уже колотило, и до адреналинового взрыва оставалось совсем чуть-чуть.

– Сколько, дарисса?

– Двадцать циклов, может тридцать, Ваше Превосходство.

Из тех ста пятидесяти, что им отпущено генетикой, первый и единственный сын генерала проживет двадцать циклов тупым овощем, не способным позаботиться о себе. Хуже и придумать невозможно.

– В этом есть смысл?

– Это решать вам и Куне, Ваше Превосходство. Если вероятность подтвердится, мы соберем консилиум, скорее всего общим решением он предложит прервать беременность.

Убить ребенка как генетически негодный отброс. Наилий больше не мог слушать, в глазах темнело от ярости и боли. На что он надеялся? Что Вселенная сжалится над ним? Над ним?

– Спасибо, что позвонили, дарисса. Я сам поговорю с Куной. Это обычное обследование, она не должна знать о проклятой вероятности, отклонениях и пороках развития пока мы не увидим результат.

Сорвался все-таки, повысил голос, но акушерка всего лишь тихо согласилась.

– Конечно, Ваше Превосходство, не нужно ей лишний раз волноваться.

– Еще раз спасибо, дарисса. Отбой.

Гарнитуру на стол генерал швырнул с ненавистью, уже не видя куда. Адреналин душил как двадцать с лишним циклов назад в интернате. Научился с ним справляться? Серьезно?

– Флавий!
– заорал Наилий на пределе голосовых связок, чтобы либрарий вздрогнул там в огромной и пустой приемной. Чтобы до него докатилась волна боли и хоть ненадолго, но отпустила самого генерала. Либрарий влетел в двери, чуть не споткнувшись о ковер.

– Ваше Пре...

– Лейтенанта Назо ко мне. Нет. Отставить. Сам поеду. Нурия с машиной к выходу.

– Есть!

И пусть хоть Публий что-нибудь скажет. Что-нибудь, неважно что, только бы не сидеть здесь одному. Не получилось обмануть генетику. От мутантов не бывает здоровых детей.

Глава 27 - Вероятность

В ординаторскую генерал идти отказался и Публий, не спрашивая, что случилось, молча повел в пустую палату на одного. Раньше здесь был инфекционный бокс, но потом карантинный блок перенесли в другое крыло, а палата осталась для тяжелых. Кому нужен постоянный уход и желателен покой.

В бетонной коробке с белыми стенами под окном стояла застеленная кровать, и лейтенант так же молча уселся поверх покрывала, сложив руки на груди. Раз ходил по медцентру в военном комбинезоне под тонким халатом, значит, дежурства сегодня не будет.

– Посмотри, насколько все плохо, - попросил Наилий, протягивая планшет с генетическими анализами Куны.

– Конечно, - буркнул военврач, - ты сядь, пожалуйста, Ваше Превосходство, смотреть страшно, как мечешься по боксу.

Без разницы: стоя, сидя, лежа, Наилий чувствовал себя одинаково. Будто кто-то вытянул все жилы и завязал в тугой пучок. Яркий и безветренный день за окном казался издевкой. Кому-то другому сейчас светило дарило скупое зимнее тепло, а в его реальности деревья, стены домов и тени от металлических решеток стояли картонными декорациями. Кто их сюда принес и поставил? Зачем? Не нужно ничего. Пустоты! Пожалуйста, пустоты!

– Да уж, - нахмурился Публий, убирая планшет на подушку, - а так все хорошо было, я нарадоваться не мог. Что Цеста сказала?

– Дополнительные анализы нужны, - бесцветным тоном ответил Наилий, усаживаясь рядом. Собственный голос звучал неуместно. Не слышать ничего! Не видеть...

Назо заражался шоком как опасным вирусом, бледнел и не мог говорить. Только шептал обрывочно.

– Развелось исследований. Как рожали при первых генералах без всего этого? Генетика теперь. Вероятности. Что вы с Куной думаете делать?

– Ничего не думаем, - отрезал Наилий, - Куна вообще не знает. А я решать не хочу. Не сейчас.

Жесты лейтенанта стали рваными: он хотел сцепить пальцы в замок, но только сильнее разводил ладони, тянулся ко лбу и останавливался.

– Гормон, который так не понравился генетикам, вырабатывает плацента. До конца его еще не изучили, многие считают, что верхнего предела у него нет, поэтому все выводы условны, а вместо диагноза - вероятность. Жаль, что у Куны первая беременность, не с чем сравнить. Может, высокий уровень гормона - особенность её организма.

– Или у ребенка хромосомная аномалия, - ответил генерал и Публий замолчал.

Бесполезно утешать. Даже если найдется тысяча причин и оправданий, где-то на краю сознания так и останется мысль: «А вдруг ребенок действительно умственно-отсталый?» Она не даст покоя до родов, вывернет душу наизнанку. Можно принять любого сына, жизнь положить на его воспитание, но будет ли Дарион благодарен? Не спросит ли когда-нибудь: «Папа, ведь вы же с мамой знали, что я такой, зачем оставили?»

Потому что любили? Почему? Заставить ребенка страдать каждое мгновение жизни, а потом прикрыться любовью? На это даже генеральского цинизма не хватит. Но Куна...

– Как я ей скажу?
– прошептал в пустоту Наилий.
– Срок большой будет, ребенок начнет пинаться. Он уже живой, у него имя есть. А я сяду вот так рядом, возьму за руку и скажу: «Ничего страшного, еще родишь, ты молодая и здоровая».

– Ты так не скажешь!
– дернулся Публий, но генерал не услышал.

– А потом отведу её в Центр к Цесте. Операционный стол, сорочка, уколы, инструменты, а Дарион живой. Он бьется в животе и не понимает, за что его хотят убить.

– Наилий!

– Крюками будут рвать? По частям вытаскивать?

Военврач не выдержал - ударил. Не особо целясь, куда-то в скулу, отчего пронзительно зазвенело в ушах. Наилий замолчал и обмяк, будто из него разом выдернули позвоночник. Осталось только упасть на лейтенанта, лишь бы не головой вперед - на пол.

– Не будет этого, - заскрежетал Публий вмиг охрипшим голосом и крепко обнял Наилия за плечи , - Куна сдаст околоплодные воды на анализ и увидит отрицательный результат. Он всегда отрицательный. Девяносто восемь случаев из ста. С ребенком все в порядке. Успокойся, Наилий, пожалуйста.