Первое апреля — один день весны
Шрифт:
Но мимо шли люди, шли старые, молодые, шли дети. И никто из них не сетовал на грязь. Они просто обходили лужи и самые слякотные места. А те, что в сапогах, и под ноги не смотрели. Всем им, занятым чем-то более важным, видно, было не до грязи. Мимо них, слева и справа, спереди и сзади, проезжали машины. Проезжали тракторы и самосвалы, грузовики и «газики»-вездеходы, и все они так же спокойно и естественно переносили дорожную распутицу, как люди.
Правление колхоза помещалось в здании Дворца культуры. Только вход сбоку. Так объяснил отцу какой-то прохожий.
Не
— Вытру чуть, — сказал он. — А то вида никакого! Будто из деревни приехали, а не из Москвы…
Он взял из багажника ведро, зачерпнул воды из ручья и стал наскоро мыть машину. Грязи было немало — воду в ведре пришлось сменять трижды и потом еще дважды, чтобы окатить кузов начисто.
Гошка помогал отцу, впрочем, лишь тем, что крутился рядом. Конечно, он мог бы и сам все сделать, как отец, но из этого ничего не получилось.
— Не лезь! Я сам! Скорее управлюсь! — сказал отец, когда Гошка попытался взять ведро, чтобы наполнить его чистой водой.
И Гошка больше не лез, терпеливо ожидая, пока отец закончит мойку. Занятые делом, они не заметили, как на дороге остановился «ГАЗ-69» и двое мужчин подошли к багажнику их «Волги».
— Мартышкин труд! — сказал один из них, и только здесь отец и Гошка обернулись.
— Что? — переспросил отец. — Вы нам?
— Труд, говорю, мартышкин, — повторил мужчина. — Какой прок ее тут драить? Все одно — грязища вокруг. Москвичи, наверное? Пока до города доберетесь…
— Мы не в Москву, — объяснил отец. — К начальству здешнему… Неудобно так — грязным-то…
— А что — к начальству? Дело или как? — поинтересовался мужчина.
Оказалось, что это и был Егоров — «здешнее начальство», председатель колхоза «Первомайский».
— Не помнишь, что ль, меня? Сашка Егоров! — представился он отцу, а Гошке сказал: — Ну, а для тебя просто дядя Саша. Договорились?
— Договорились, — согласился Гошка.
Отец промолчал. Видно, не помнил.
О просьбе отца Егоров уже знал.
— Остров говорил мне. Так что подбирайте участок, стройтесь, — сказал он, переходя на «вы». — Правление возражать не будет, да и сельсовет поддержит, думаю. Как-никак вы наших мест выходец.
— Нам без воздуха трудно, — объяснил отец. — Жена болеет, у меня опять же с давлением неладно, да и вот он… — Отец показал на Гошку, к полному его удивлению.
«И опять он про маму сказал! — поразился про себя Гошка. — И про меня? И про себя? Неужели мы в самом деле все больные?»
— Ну, на парня вы зря грешите! Вон он какой молодец! — рассмеялся Егоров. — А болеть не годится. Рано нам болеть. Ведь мы, если не ошибаюсь, ровесники? С двадцать второго?
— С двадцать второго, — ответил отец. — Да времена такие. То — война, то — что!..
— Ну, война — дело такое! Всех коснулась. Нам-то что говорить? Мы живы! — заметил Егоров и поинтересовался: — А по профессии вы кто сейчас?
Отец ответил.
— Архитектор — это хорошо! — вроде одобрил Егоров. — Глядишь, и нам в чем поможете. Строимся
Они еще о чем-то поговорили с отцом, и Егоров заторопился:
— Пора нам. Может, с нами хотите? Здесь ребята у нас сад отгрохали. Загляденье!
Отец пробовал отказаться («Некогда, торопимся мы…»), но сразу же передумал:
— А пожалуй. Если ненадолго…
По пути к машине он шепнул Гошке:
— Поедем и в самом деле. А то еще обидится. А ведь от него, брат, все зависит!
— Это рядом совсем! — крикнул председатель, садясь в свою машину. — Двести метров… Посмотрите, порадуетесь. Отменный сад! В прошлом году первый урожай сняли… Я ведь по образованию садовод. Кое-что смыслю. Поехали, поехали!
8
Сад был при школе, вернее, за ней. Он тянулся по склонам двух холмов и уходил куда-то вверх, невидимый снизу.
Гошка никогда не бывал в садах, да еще таких больших. И сразу столько деревьев ему видеть не доводилось — ровно посаженных, почти одинакового роста, с одинаково белыми, как у березок, стволами.
По всему саду рассыпались ребята. Их было так много — с лопатами, граблями, вилами, ножами, что, будь ты и самый отличный ученик, не сосчитаешь. Ребята рыхлили землю, обрезали ветки, грузили на носилки и тачки мусор, жгли в овраге прошлогоднюю листву и траву и просто галдели, как галдят на весеннем солнце птицы. Много среди них было ровесников Гошки и даже, как ему показалось, совсем маленьких мальчишек и девчонок.
Один из мальчишек — самый маленький — тащил неподалеку от Гошки пустые носилки. Мальчишка спотыкался — носилки были большие и неудобные для одного человека. Две ручки носилок тащились по земле, одна болталась в воздухе, и лишь за последнюю двумя руками уцепился мальчишка.
— Давай помогу, — неуверенно предложил Гошка, когда мальчишка окончательно запыхался и остановился.
Мальчишка будто ждал этого.
— Давно бы так! — пробурчал он. — А то глазеть легче простого!
Гошка подцепил носилки и, не оглядываясь на отца, побежал вперед с незнакомым мальчишкой. Возле кучи сухих листьев и сучьев они прямо руками нагрузили носилки доверху и двинулись туда, где горели костры.
Теперь Гошка шел первым, а мальчишка, который явно был меньше Гошки, трусил позади.
— Куда? В овраг? — спросил Гошка, хотя он и сам видел: мусор сносили в овраг, что находился левее школы.
— Ага! — бодро согласился мальчишка и только тут поинтересовался: — Ты небось из новичков? Не видел я тебя…
Гошка объяснил.
Вовка — так звали мальчишку — посочувствовал Гошке, что он ничего не знает про уход за фруктовыми деревьями.
Гошке понравился Вовка и его манера разговора — очень серьезная, почти взрослая. Вовка все знал — и про сад, и про каждое дерево в нем, и про ребят, которые работали рядом с ними, и про председателя Егорова, и про сам колхоз…