Первое копье
Шрифт:
Насчет Четвертой все так же стало понятно. Маркграф ничуть не верил мнимой перебежчице из стана врага. Просто использовал ее, ожидая добычу покрупнее. Выброшенный из столицы империи старый хищник затаился и ждал. Вот и дождался!
Но винить Первой некого, только свою неосторожность. Заигралась, забыла, что противник хитер и коварен.
Их тщательно обыскали, лишив оружия и множества полезных вещиц, припрятанных именно для такого случая. Первая почувствовала, как ее передергивает от воспоминаний. Сложно разыгрывать беспамятство, когда тебя лапают в самых интимных местах. То
Грязные животные!
С другой стороны, уделив излишнее внимание ее прелестям, эти мерзавцы крайне небрежно ощупали волосы. Забрали замаскированный под шпильку стилет и на этом успокоились.
Но обыск — полбеды. Их с Четвертой ни на секунду не оставляли без присмотра. Вот и сейчас у дверей стоят два латника, внимательно наблюдая за пленницами. Впрочем, больше всего их привлекает расстегнутый лиф платья Четвертой.
Латники — ладно, первую смущал третий страж. Важный старик, сидевший у дверей, явно маг. Не особо сильный, таковых в роде Ранк никогда и не было. Но в таких обстоятельствах ей и с адептом не сладить.
Будь латники одни или маг без латников — можно было бы рискнуть. А так — без шансов.
Наверное, боги все же есть. Молитв она им не возносила, но они решили помочь. Минут через пять, сидевший у дверей старик поднялся со своего места. Посмотрев на пленниц и убедив себя, что они все еще без сознания, он тихо буркнул что-то латникам и поспешно вышел, оставив дверь открытой.
Сейчас или никогда, решила Первая. Времени мало, как и шансов на успех. Но нужно действовать, а не ждать, пока ей всерьез займутся палачи. А они займутся, в этом она ничуть не сомневалась.
Сначала руки. Как же она не любит это делать!
Жадно втянув носом воздух, Первая задержала дыхание. Положила ладонь левой руки на правую. С силой надавила. Большой палец хрустнул, покинув сустав. Быстро вывернув кисть, так что от острой боли потемнело в глазах, она стащила браслет рунных кандалов с запястья, и тот бессильно повис на цепи. Никакой магии — ловкость рук, тренировки и природная гибкость.
Все произошло очень быстро, латники не успели понять, что происходит.
— Тре… — начал один из них, но хрипя и булькая повалился на пол, тщетно пытаясь зажать разорванное горло.
Не обращая внимание на боль, Первая сплела еще одно быстрое плетение. Второй, менее сообразительный латник присоединился к товарищу, поймав новое воздушное лезвие. Короткий вскрик стражника никто не услышал.
Первая быстро огляделась. Они находились на втором этаже богатого поместья. Что плюс. Но в саду куча охраны: латники, сержанты, да и карманный маг маркграфа Александра где-то рядом. Вырваться будет не так просто.
Люди маркграфа не были идиотами, и не стали хранить изъятые после обыска вещи вместе с пленницами. Да и, откровенно говоря, не было изъято что-то такое, что сильно поможет при прорыве. Но нужное, несмотря на тщательный обыск, они все же не нашли.
Она быстро провела пальцами по волосам. В пышной прическе можно многое спрятать, не только стилет. В ее руках появилась тонкая шпилька, считай длинная иголка, украшенная замысловатой вязью рун и сделанный под драгоценный камень кристалл-накопитель размером с горошину.
Эта шпилька досталась ей в награду за вытаскивание одной из ушастых из крупных неприятностей. Несмотря на соблазн отдать ее для изучения — альвы крайне редко расставались со своими артефактами и каждый на вес золота — Первая переборола искушение и приберегла подарок для особого случая. Не зря! Сегодня тот самый случай. Есть шанс не просто спастись, а громко хлопнуть дверью на прощание. Она и маркграф Александр Ранк в одном здании, совсем рядом! Если старый лев сдохнет, то ей с легкостью простят очередной провал и гибель еще одного крайне ценного агента.
А в последнем можно не сомневаться. Для активации спрятанного в артефакт заклинания нужна жизнь. Простак тут не пойдет, нужен кто-то хотя бы с крупицей дара. Собой она жертвовать не собирается, а значит…
Она посмотрела на Четвертую. Слабая единичка дара — это немного, но более чем достаточно.
— Ты чего застыла? — недоумевающее спросила очнувшаяся во время короткой схватки баронесса, почувствовав неладное. — Помоги мне освободиться! У одного из этих остолопов должны быть ключи!
— Прости, но мне нужно выиграть время для побега, — повинилась Первая без особой искренности.
В глазах Синны Веран появился страх, она покачнулась на стуле, пытаясь упасть на пол. Поздно. Ладонь Первой крепко сжала ее плечо, прижав к стулу.
— Что ты делаешь? Помогите! Тревога!
— Без славы, к вечной славе! — Влив крупицу маны в плетения, Первая одним стремительным движением вогнала шпильку прямо в сердце баронессы. Отступила назад, с интересом глядя за действием неизвестного заклинания, скрытого в непритязательном украшении.
Шума она не боялась, сейчас и без криков баронессы Веран будет очень шумно!
Альвы по праву считаются мастерами магии. Их заклинания и артефакты невероятны, совершенны! Людям до подобных высот расти и расти. Но редко кому доводилось видеть магическое искусство древнего народа. Да и те могли заплатить за это жизнью.
Рот Четвертой открывался и закрывался в беззвучном крике, жизнь утекала из нее. В две секунды на красивом прежде лице стали проступать морщины, кожа сморщилась. Волосы поседели, выпали. Не прошло и пяти ударов сердца, как от молодой, красивой, пышущей жизнью и здоровьем женщины осталась только высохшая мумия — скелет, обтянутый пергаментом сухой пожелтевшей кожи. Зато налился цветом кристалл активатор, став из голубого темно-пурпурным. На тонкой шпильке ярко загорелись похожие на точки цепочки рун.
Завороженная зрелищем активации артефакта, Первая не сразу вспомнила, что для спасения необходимо еще одно условие — оказаться как можно дальше от творимой волошьбы.
— Что тут происходит! Тревога!
— Стреляйте!
Новые латники ворвались в комнату. Поздно спохватились! Вонзенная в грудь Четвертой шпилька засеяла ярким светом, но всего этого Первая уже не видела, бросившись в ближайшее окно. Плевать, что второй этаж. Для мага это не высота!
Звон разбитого стекла потонул в яростном реве вырвавшегося из временного пузыря чудовища, наконец-то оказавшегося на свободе.