Первое открытие
Шрифт:
Невельской помянул об американцах:
– Они всюду на Восточном океане и в наших морях. Охотское море во множестве посещается их китобоями. После войны с Мексикой давление американцев на Китай усилится, и это мы должны предвидеть. В Китае они успешно соперничают с англичанами, стараясь действовать совершенно иными средствами и расположить народ к себе.
Муравьев приглядывался к Невельскому с любопытством. Соображение об американцах, которых обычно считали миролюбивыми и в которых этот капитан видел возникающую опасность, было оригинально и понравилось
«Но кто ему покровительствует? Почему-то он как бы просит не открывать его намерений князю Меншикову. Чья рука ему помогает?»
Эта же рука нужна была самому Муравьеву до зарезу. В нем вспыхнул бешеный интерес к Амуру, интерес, временно заглушенный изучением акцизного и откупного дела. Муравьев хотел знать все, а этот моряк, кажется, и знал все. Экий молодчина! А говорят, в офицерстве нет личностей!
– Вы полагаете, что, возвращая Амур, мы предотвратим многие беды?
– Я убежден в этом!
– Но, как утверждают, в устье Амура могут входить лишь пироги и шлюпки, – испытующе заметил Муравьев. – Ведь Лаперуз, насколько я знаю, пытался с юга пройти в устье Амура, нашел перешеек между Сахалином и материком и установил, что Сахалин – полуостров. А Крузенштерн встретил мели, преграждающие доступ в лиман.
Тут Невельской вздрогнул, приоткрыл было рот, но сдержался.
– Общее мнение таково, что Амур теряется в песках, – добавил Муравьев и умолк, любезно улыбнувшись и предоставляя собеседнику высказаться. Он умел быть вежлив и любезен и любил это показать.
– Амур не может теряться в песках! – воскликнул Невельской со всем жаром сдерживаемой энергии. – Огромная река, несущая такую массу воды, должна иметь выход. Да, вы правы, конечно, – Лаперуз утверждает, что Амур теряется в песках. Но и Лаперуз, и Браутон, и наш Крузенштерн сами не входили в его устье и могли допускать общую ошибку. Даже если Сахалин соединяется с материковым берегом отмелью, как утверждает Иван Федорович Крузенштерн и как значится на всех картах, то как раз это и доказывает, что у Амура должен существовать другой – глубокий выход на севере!
«Э-э, да он горяч! – подумал Муравьев, слушая с видом явного сочувствия. – Но все никак не проговорится».
– Да это очевидно! – сказал Муравьев, словно после некоторого размышления, стараясь еще более подогреть собеседника.
– На самом деле – что же это за река, которая вдруг высыхает на устьях? – подхватил Невельской.
Все, что говорил моряк, походило на истину. Словно сама судьба выбросила Муравьеву этого капитана из недр громадного бурлящего Петербурга.
– Да, Амур был бы нам необходим! – нетерпеливо воскликнул Муравьев.
Невельской разволновался и, поднявшись, стал красноречиво уверять, что потеря Амура равносильна для России отказу от великого будущего.
– Амур – единственная река, текущая из Сибири в Тихий океан, – говорил он. – Близ устья Амура прекрасные гавани. Это неотъемлемая
Стемнело. Михаила зажег свечи.
– Что же надо делать? – спросил Муравьев.
– Хлопотать о высочайшем разрешении на исследование Амура, – быстро ответил Невельской. Он поднял голову, взгляд его стал еще острей, в нем заиграли огоньки. – Необходимо убедить государя императора, что в противном случае река будет захвачена иностранцами. Доводов для этого множество.
«Каков! – подумал Муравьев. – Только бы все это не на словах…»
– Если меры не будут приняты, нам грозит опасность! Никто не замечает этого, и в этом весь ужас!
– Да, это действительно! – сказал Муравьев. Им овладело такое чувство, словно его подняли на огромную высоту и он увидел все вокруг.
– Почему бы англичанам не попытаться овладеть водными путями по Амуру и Сунгари, ведущими в глубь Северного Китая? Тогда раз и навсегда они отделят Китай от России и захватят его целиком. Земли же по Амуру – коренные русские. Мы не смеем бездействовать, когда им грозит опасность. Если же мы будем в Приамурье, то одним этим мы откроем свободную торговлю с Китаем, а захват его англичанами окажется невозможным.
Но губернатору этого мало… «Ах, вот кто! Его высочество! Ясно! Это стало ясно. Невельской сказал, что был его вахтенным начальником. Это уж другое дело!» А молодой офицер стал один за другим, как бы систематизируя, перечислять доводы, которые надо выставить перед царем. Свое, накопленное годами раздумий, он отдавал, зная, что часто нельзя претворить мысли в дело иначе, как отдавши их тому, у кого была власть. Без царя нельзя было ступить шагу, а губернатор мог испросить позволение.
Муравьев вскочил и заходил по комнате. Теперь он понимал ценность этих мыслей: «Мне их на целое губернаторство!» Он знал, что в его руки сейчас шло богатство.
Невельской сам невольно взволновался, наблюдая действие, которое его слова производили на губернатора.
Муравьев остановился напротив него и уставился, изогнув брови и чуть прищурив один глаз.
– Какие у вас основания, чтобы немедленно возбудить этот вопрос перед правительством и государем?
– Прежде всего, – быстро и жестко ответил офицер, – что Амур принадлежал нам и был отнят силой. Во-вторых, Амур необходим как выход, в будущем мы без него не можем существовать. И третье – опасность от иностранцев, и мы лишаемся всего!
Муравьев кивнул головой. Он спросил, кто появился на Амуре раньше, русские или маньчжуры.
– В тысяча шестьсот сорок третьем году, когда Поярков, перевалив хребты, из бассейна Лены спустился до Амура, он проплыл всю реку, подчинил племена дауров, натков, гиляков. В то время на Амуре не было никаких маньчжуров.
«Вряд ли, – подумал Муравьев. – Верно, какое-то влияние имели. Какие-то сношения могли быть, во всяком случае, как у нас с Парижем или с Лондоном. Дамы моды заказывали…»