Первое открытие
Шрифт:
Не все и не всегда соглашались с этими резкими суждениями. Но среди офицеров не было доносчиков, и никто никогда не чернил товарищей перед начальством. Это был один из способов воспитания Константина, принятый за последний год Литке. Он предоставлял Константину слышать разные взгляды и обо всем судить самому. Его воспитание заканчивалось.
Но, несмотря на общее недовольство и возражения, некоторые офицеры начинали соглашаться с Геннадием. В конце концов все понимали, что хотел сказать Невельской. Молодой лейтенант Воин Римский-Корсаков, очень любивший послушать Невельского, согласился с ним.
– Зачем
– Ах, Воин Андреевич!
Появился капитан и одним этим не дал разыграться страстям молодых офицеров. Он так же быстро ушел, как и появился. Без него зашел разговор о том, что же надо сделать, чтобы наш флот не уступал английскому. На «Авроре» ждали, что все будет разрешено, когда наконец Константин вступит в управление флотом. В то время на него возлагались большие надежды. Все ждали, что воспитанник Литке очень многое сделает для флота.
Заговорили, что надо расширить влияние России.
– Почему Сибирь безлюдна? Почему она бедна, обладая всеми неисчислимыми богатствами? – разгорячился Геннадий. – Она заперта, забыта, у нее нет общения с миром. Выход на Тихий океан по Амуру – вот что нам нужно. Почитайте американские газеты. Они придают значение Тихому океану. Американцы предвидят на нем будущее и рвутся к нему. А мы? – ухватил он за пуговицу лейтенанта Гейсмара, он всегда, заикаясь, так делал. Его научил этому актер Каратыгин, преподававший дикцию в Морском корпусе. – А у нас там морская граница протяженностью в тысячи миль! У нас Аляска глохнет…
– Но как открыть Амур, когда он закрыт?
– Кем?
– Природой!
– Неверно, – жестко ответил Невельской. – Открыть Амур должны моряки, и это возможно. И мы пойдем еще когда-нибудь с вами вместе на его открытие, лейтенант.
Он стал рассказывать, как это необходимо и как можно все осуществить.
Молодежь слушала с интересом.
– Ты прав, прав, Архимед! – своим приятным баском сказал Петр Казакевич.
Невельской мог бы сказать еще многое. О машинах, торговле, о том, что моряки могут помочь развитию, хотя бы далекому будущему развитию народа своими открытиями; что народ пойдет на новые земли, будет переселение в Сибирь… Он понимал, что в Европе недаром так много кричали и спорили об экономике, о положении рабочего, об условиях фабричного труда. Он тут всего начитался и наслушался и хотел бы еще на многое открыть глаза товарищам.
«Аврора» ушла из Плимута. Офицеры побывали в Испании, Италии, Алжире, Греции и Турции. Зеленые водяные валы били в скалы Гибралтара, и за голубым морем белели глыбы Африки… И всюду встречался английский флаг, и всюду чувствовалось английское влияние.
Невельской опять стоял вахту с великим князем, а в свободное время с жадностью читал или спорил и «проповедовал». В горах Алжира и на развалинах Акрополя он думал о своем.
Когда его спрашивали, о чем грустит и почему такой рассеянный, он отшучивался.
Однажды он сказал графу Литке, что после окончания плавания на «Авроре» желал бы пойти на исследование Амура и просит помочь. Эта просьба и последующие объяснения офицера понравились старому адмиралу.
Действительно, пора было подумать о будущем. Плавание Константина через несколько
Теперь каждый мог подумать о себе, посмотреть вперед. Конечно, великий князь не откажет ни одному из них в своем покровительстве.
Только сам Литке был невесел. Что-то судьба готовит ему? Куда он пойдет? Более десяти лет тому назад оставил он научную деятельность и по приказанию царя стал воспитателем Константина. Он сделал для Константина больше, чем для родных детей. И куда ж теперь? Даст ли достойную должность Меншиков?
А в просьбе Невельского была отвага, любовь к флоту и России. Он настоящий русский и правильно понимает, что будущее России там, на Тихом океане, – огромно.
Литке знал, что не должно быть того, что есть теперь. Из русских должны явиться свои знаменитые мореплаватели и путешественники. Он помнил Василия Головнина, своего учителя, к которому на всю жизнь сохранил чувство благоговения и благодарности. Литке воспитывал Константина в любви и уважении ко всему русскому, к памяти Петра, к старине – боярским костюмам и теремам, делая это так, как сам понимал. Со всей своей немецкой аккуратностью и добросовестностью Литке завел на «Авроре» культ преклонения перед всем русским.
«Молодец и мыслит правильно, – думал он о Невельском. – Верно смотрит в будущее. Мы задохнемся, если не выйдем в мир через Тихий океан».
Сам Литке не раз плавал по Тихому океану и всегда говорил своим питомцам, что там большое будущее.
Но Литке был всегда осторожен, памятуя неприятности, которые из-за увлечения Тихим океаном были в 1825 и в 1826 годах, когда царь разогнал всех, служивших с Рылеевым, из Российско-американской компании.
А Невельской молод, его никто не заподозрит в связях с декабристами, у него нет того страха, что у напуганного старшего поколения, он говорит обо всем громко и открыто и судит свободно.
В те годы, когда Литке был молод, между русским и английским флотом тоже была разница, но не такая. Тогда надеялись на будущее развитие. Головнин, учитель Врангеля и Литке, еще тогда стремился в восточные моря. Были открытия, ученые экспедиции.
С двадцать пятого года все прекратилось. Старшее поколение моряков после разгрома гвардейского экипажа на Сенатской площади, после ареста Бестужевых было ненавидимо царем. Особенно присмирели моряки, когда прошел слух о том, будто сам Василий Головнин в свое время хотел пригласить на судно императора Александра и взорвать его вместе с собой.
«А ныне пусть действует молодежь», – думал Литке.
Он знал, что царь не хочет никакого лишнего общения с другими державами. Страна была закрыта. Флот старел и не обновлялся, строились лишь огромные парусные линейные корабли, потребные более для морских парадов, чтобы демонстрировать мощь российской державы.
Вся надежда Литке была на Константина. «Вот кто, – думал он, – должен возродить русский флот». Он внушал Константину, что все надо начинать с корня, с азов и – самое главное – с нового устава флота, чему Константин и решил посвятить первые годы своей деятельности.