Первое задание
Шрифт:
— Есть некоторые обстоятельства.
— Результаты экспертизы?
— Не только.
— Если бы в тот вечер вы не были так добры ко мне, я не оказалась бы в таком ужасном положении теперь.
— Может быть. А теперь прошу ответить на вопрос по существу.
— Хорошо. По существу. Прежде всего, если бы Ганс не был так доверчив и самоуверен, то трагедии могло и не произойти.
Странно, но эти слова были для Демеля приятны.
Наташа глубоко вздохнула и продолжала с трудом выговаривая слова:
— Когда мы с Гансом приехали, у ворот дома стояли на посту полицаи, а у дверей большой комнаты, в коридоре, — два солдата. После короткого ужина мы прошли в спальню, а мундир и портупею с пистолетом Ганс неосторожно оставил в большой комнате. В это время кто-то постучал в дверь и по-немецки попросил разрешения войти. Ганс вспылил — это было так естественно, но разрешение дал. Вошёл полицай, он был безоружный. Солдаты с оружием его к коменданту не пустили. Полицай доложил Гансу, что они замёрзли и просятся в казарму или в дом погреться. Шварц приказал им поста не покидать, заверив, что на посту им придётся стоять не более часа. Конечно, сказано это было не очень вежливо, но Ганса можно было понять. Полицай вышел из комнаты недовольный, и уже через несколько секунд в коридоре и большой комнате послышалась стрельба. Дверь в спальню отворилась, и на пороге появился полицай с пистолетом. Он выстрелил в лицо Гансу и убежал… А в коридоре продолжалась стрельба из автоматов. Один из солдат был смертельно ранен полицаем, а второй убит. Я вышла из спальни… Полицай бросил пистолет в коридоре — мне это видно было через открытую дверь, — схватил свой карабин и в упор выстрелил в другого полицая, который к этому времени пришёл со двора в коридор. Меня зацепила пуля от автомата. Вот и всё.
— Вы не волнуйтесь, Наташа, — мягко сказал Демель.
Наташу била мелкая дрожь, голова безвольно опустилась, по щекам бежали обильные слёзы.
— Я не помню, как выбралась на улицу, — всхлипывая, продолжала она, — и с большим трудом добралась до вас.
— Хорошо, мне всё понятно. Но скажите, отчего мог возникнуть пожар.
— Не знаю. Печь топилась, дверца её была сильно раскалена. Что-то попало в огонь. Не знаю.
Демель смотрел на Наташу, и сложные чувства переполняли и тревожили его. Никогда в жизни он не встречал такой женщины. Было в ней что-то необыкновенно красивое, живое, непобедимое… Наташа очень нравилась ему, нравилась так сильно, что ему иногда становилось страшно и за себя, и за неё. Беда была в том, что Демель до конца не верил ей. Где-то в глубине души копошился червячок, который не давал ему покоя. Временами Демелю удавалось задавить этого червячка, и тогда Наташа казалось ему чистой и непогрешимой. Но вот вскоре этот неугомонный червячок оживал опять, и Демелю становилось ясно, что Наташа не та, за кого себя выдаёт. Но фактов, железных, неопровержимых фактов, против неё не было. Это радовало Демеля.
Если бы Наташа могла заглянуть в душу Демеля, она почувствовала бы себя несколько увереннее. Он вёл себя с ней достаточно вежливо и корректно, но, хорошо зная его манеру играть, кокетничать и его любовь к парадоксам, Наташа всё время была настороже.
— Наташа, — ласковым голосом произнёс Демель, — пауза затянулась. Я любовался вами, а вы, как мне кажется, продумывали своё дальнейшее поведение, готовились к защите.
— Вы почти угадали, — ответила она.
— Вы будете защищаться?
— Буду.
— И уверены в успехе?
— Абсолютно.
— Мне нравится ваша уверенность.
— Ещё раз спасибо.
— Нет, я серьёзно.
— Я тоже серьёзно. Я уверена, в конце концов вам придётся извиниться.
— Я с удовольствием это сделаю. Я был бы очень доволен таким исходом дела.
— А вот тут, простите, я вам не очень верю.
— Почему?
— Да потому, что вам нужны жертвы. Не можете вы без них!
— Что такое? — мгновенно вскипел Демель.
— То, что вы слышали. Вам нужен козёл отпущения!
— Зачем вы так, Наташа? Разве вы подходите на эту роль?
— Вот именно, не подхожу!
— Я очень прошу вас, — обиженным тоном произнёс Демель, — не сваливать на меня грехи, которых у меня нет. Мне и своих хватает по горло — дышать нечем!
— Извините меня, пожалуйста, — искренним голосом сказала Наташа, — но я так обижена этим нелепым арестом, что временами теряю над собой контроль.
Где-то в глубине души Демеля шевельнулся червячок.
— Милая Наташа! А что вы скажете, если я откроюсь вам: данные медицинской экспертизы, попросту говоря, придуманы мною.
— Придуманы, — машинально произнесла Наташа, чтобы хоть немного выиграть время и снять охватившее её напряжение. — Придуманы, — повторила она задумчиво. — А я рассказала вам только то, что видела своими глазами, и мне ничего не нужно было придумывать!
Наташа уронила голову на руки, волосы разметались, покрыли ладони, и горько заплакала. И эта безвольно опущенная голова, округлые вздрагивающие плечи и белая нежная шея, и вся она, беспомощная, беззащитная, — всё это неодолимо притягивало Демеля. Он подошёл и осторожно погладил её по волосам.
— Успокойтесь, Наташа, не плачьте. Я неуклюже пошутил.
Наташа успокоилась быстро. Она уже улыбалась, хотя щёки её ещё блестели от слёз.
— Вы любили Шварца?
— Мне казалось — любила. А иногда — будто нет.
— А всё же, что вы в нём любили?
— Женщины народ практичный. Я бедная девушка, мне нужно устроить свою судьбу. Ганс обещал на мне жениться.
— И вы ему поверили?
— Не совсем. Но я знаю — он любил меня!
— Откуда вам это известно?
— Он сам говорил мне, и не один раз.
— Вы были с ним близки? — опять задал свой вопрос Демель.
Наташа догадывалась, почему Демеля интересует этот вопрос. Теперь она была готова к ответу.
— Нет, конечно. Вы сами прекрасно понимаете, что этого не могло быть. Хотя, впрочем, если бы не эта трагическая неожиданность, то я не знаю… Я всего лишь слабая девушка.
От неожиданности Демель перестал дышать. Ответ этот удивил и обрадовал его.
— Значит, вы, Наташа, полюбите любого, кто женится на вас?
— Ну, не любого, — ответила она и взглянула на Демеля.
«Господи, какой она ещё ребёнок, причём глупый и наивный. Видимо, это и делает её такой неотразимой».
После такого разговора он опять не сомневался в Наташе. Червячок затих. Накануне Демель устроил так, что из Минска была вызвана мать Наташи. Это будет последняя проверка, после чего его совесть будет чиста. А потом, кто знает, может, он будет удачливее Ганса? Не такой уж он урод в конце концов!