Первые дерзания
Шрифт:
– Да, действительно, - обратил также внимание Чердаков.
– Может быть, ему нужно помочь?
Но Вася тут же появился в дверях и дал объяснение.
– Замок от сарая ведет себя безобразно. Не хочет закрываться и только! Насилу с ним справился. Поржавел он, что ли?
– Но ты все-таки закрыл?
– хозяйственным тоном спросил Шурик.
– Конечно! Иначе я бы сюда не пришел, - ответил Вася, засучивая рукава и почему-то смущенно поглядывая на ребят.
Только наблюдательный Кириллин обратил внимание на то, что Подвескин, рассказывая историю об испортившемся замке, ведет себя странно. Но значения этому не придал и он.
– Так как же, Семен! Тут останешься или с нами поедешь?
– спросил Вася, как показалось Кириллину, очень настороженно.
– Поеду...
– вздохнул Семен.
– Вот и хорошо...
– тоже почему-то облегченно вздохнул Вася, энергично натирая руки мылом.
Но Семен не сдержал своего обещания. Когда мотоцикл отъехал около полукилометра, он вдруг спохватился и, дергая Подвескина за штаны, потребовал немедленной остановки.
– Не могу, товарищи!
– заявил он решительным тоном.
– Хочу остаться в мастерской! Все равно я дома спать не буду! Не возражайте. Очень прошу вас. Даю честное слово, что прикасаться к вибратору ни руками, ни ногами не буду. Даже Александр Андреевич мне как-то говорил, что настоящему изобретателю иногда требуется одиночество, - закончил свою речь Семен ссылкой на авторитет главного инженера.
– Может быть и мне с тобой остаться?
– спросил Быков.
– И я бы мог!
– проговорил Шурик Пышной.
Но Семен категорически отверг эти предложения. Ему требуется одиночество. Он хочет остаться один.
Ребята поспорили еще некоторое время, но в конце концов согласились уступить желанию товарища.
– Ведь считанные дни остаются, ребята!
– продолжал оправдывать свой поступок Семен, принимая из рук Васи ключи от мастерской и сарая.
– Смотри!
– грозно пробасил Кириллин, прощаясь с ним.
– Нам всем за тебя отвечать придется, если что-нибудь случится...
– Да что ты!
– успокаивал Кириллина Семен.
– Ведь ультразвуковые вибраторы, да еще такие маленькие, как у нас на машине, большой опасности не представляют. Самое худшее - это ожог, который, как тебе уже известно, заживает через несколько дней. Но я и этого не допущу.
Когда за поворотом исчез красный сигнальный огонек мотоцикла, и шум мотора стал постепенно утихать, Семен пожалел, что не уехал с товарищами. Темный лес, обступивший дорогу, показался ему необычайно мрачным, тихим и словно притаившимся. От влажной земли потянуло сыростью, которой Семен раньше не замечал. Собственно говоря, можно было пройти какие-нибудь двести метров и, дождавшись автобуса, уехать в уютное общежитие. Но Семен решил, что такой поступок товарищи могут истолковать как малодушие, и зашагал обратно.
У самой мастерской он встретил темную фигуру сторожа Ермолаича.
– Кто же это опять заставляет тебя работать ночью?
– возмутился старик, узнав в чем дело.
– Любовь к нашей Родине, дедушка...
– тихо произнес Семен и тут же застеснялся своего ответа. "
Уж очень это напыщенно прозвучало...
– подумал он.
– Сколько у нас людей самоотверженно трудится для родины и никогда они этим не хвастаются...".
Зайдя в мастерскую, Семен зажег свет. Пустым и неуютным показалось ему помещение без привычного шума ребячьих голосов. "
И совсем не требуется изобретателю одиночество... Зря это я соврал товарищам, да еще ссылаясь на Александра Андреевича, который мне как-то говорил совершенно обратное..." - думал Семен, подбирая в шкафу необходимые инструменты.
В сарае, где находилась машина, было очень светло, под потолком горела яркая электрическая лампочка, но Семену все-таки казалось, что вокруг мрачно и неуютно.
Вот уже снята железная крышка лампового генератора, и перед глазами изобретателя обнаженная паутина большого количества проводников, конденсаторов и сопротивлений. Семен проверяет надежность контактов и правильность соединений. Но не клеится работа. Неуютно как-то! Нехорошо тут одному...
Возле открытых дверей послышался какой-то шорох, и мальчик вдруг увидел четыре светящиеся голубовато-фосфорическим светом точки. Они двигались, мигали, а иногда пропадали на секунду совсем. Затем послышался какой-то писк. Семен сразу догадался, что к дверям подошли собаки: это их глаза отсвечивают от яркой электрической лампочки.
Одинокий изобретатель попробовал зазвать Шарика и Жучку в сарай, но собаки только на минуту просунули морды в полосу яркого света, а затем исчезли совсем. "
Зря я тут остался один...
– снова и снова думал Семен, продолжая ковыряться в электрической схеме.
– Все равно без омметра проверить все как следует не удастся. Да и трудно одному..."
Уже несколько раз Семену казалось, что он обнаружил причину неисправности, но присматриваясь более внимательно, он каждый раз убеждался в своей ошибке.
Провозившись около часа и выбившись из сил, Семен отложил инструменты в сторону, потушил свет, запер сарай и направился к мастерской. Он решил подремать часок-другой, чтобы потом снова приняться за работу уже на свежую голову. Разостлав на верстаке листы газетной бумаги и приспособив вместо подушки надутую мотоциклетную камеру, Семен потушил свет и улегся.
Однако спать ему совершенно не хотелось. Лежа на боку, Семен глядел в окно. Сквозь ажурный узор темных листьев клена виднелись звезды, яркие и все время подмигивающие. Слышно было, как по двору ходит Ермолаич, изредка покашливая. Но вскоре звезды стали тускнеть, а переплеты рамы расширились и, наконец, заслонили собой и листья и звезды. Семен задремал. Откуда-то издалека ему еще слышался треск мотоциклетного мотора, но очень уж неясно и расплывчато.
– Точно как у Васи...
– подумал он, поворачиваясь на другой бок и засыпая окончательно.
Ему трудно было представить, произошло ли это сразу же после того как он сомкнул глаза или прошло значительное время. Разбудил Семена какой-то шум на дворе. Возможно, что там лязгнуло что-то металлическое. А может быть громко заскрипело. Какой именно громкий звук заставил его открыть глаза, он не знал. Вот, как будто, послышались шаги... Приглушенный разговор... "
Что это значит?" - старался сообразить Семен, протирая руками глаза.
Однако хорошо знакомый кашель сторожа заставил его успокоиться.