Первые философы Индии
Шрифт:
Согласно «Махасаччака-сутте», они расхаживают без набедренных повязок, эпатируют общество и облизывают руки после трапезы, так как не употребляют даже миски. Странствуя по городам и весям, они по возможности соблюдают измышленные ими правила, которые запрещают им принимать специально приготовленную для них пищу, а также пищу от беременной, от кормящей матери или оставшиеся после жатвы колосья в случае неурожая. Они — строжайшие вегетарианцы, не касаются мяса, рыбы и вина и уделяют особое внимание правилам питания. Тем не менее, они далеко не всегда придерживаются своих же правил, еще реже — норм нравственности и никогда — законов уважения к другим людям [21] . Разные тексты отмечают пристрастие адживиков к прорицаниям и мантике. Тем не менее, никто не отрицает, что они были в большом почете и окружены многочисленными «сборищами» учеников. Среди их последователей было немало вельмож, и им охотно дарили пещеры и привилегии. О том, что это была хорошо сколоченная община, свидетельствует тот факт, что они составили даже канон, который до нас не дошел. Среди их руководителей названы Нанда Ваччха, Киса Санкичча и всеми признанный Маккхали Госала. Среди других адживиков буддисты называют Пурана Кассапу, Пакудха Каччану, а также Пандупутту
21
См. «Махасаччака-сутта» из Маджджхима-никаи I. 238.
22
Биографиям главных адживиков, их аскетической практике и философским воззрениям посвящена специальная и основательно фундированная монография: Basham A.L. History and Doctrine of the Ajivikas. A Vanished Indian Raligion, Delhi etc., 1981.
Любопытно, что именно адживики преимущественно скрываются за теми гимнософистами («нагие мудрецы»), которые подняли мятеж в Северной Индии против Александра Македонского и с которыми он вступил в беседу (не случайно они вызвали интерес у некоторых из его приближенных, которые принадлежали к кинической школе, например у Неарха и Онесикрита) [23] . Адживики были строгими детерминистами, отрицая, как отмечают буддисты, значимость и действий, и усилий, и результатов действий. Они занимались космологией и биологией и ввели обозначения для шести разновидностей души, по которым «черными» считались наиболее активные нарушители закона невреждения другим существам, а «сверхбелыми» — их собственные наставники.
23
Доказательства тезиса, что Александр встречался в Индии с теми гимнософистами, которые обнаруживали преимущественно черты именно адживиков, представлены в монографии: Шохин В.К. Древняя Индия в культуре Руси. М., 1988. С. 241–250.
В отличие от относительно крепко «сколоченных» аскетических орденов те, кого буддисты именовали париббаджаками (паривраджаки), представляли собой достаточно свободные общины. Если странствовали и аскеты, то паривраджаки странствовали «по преимуществу», отсюда и их название, означающее «пилигримы». Объединения паривраджаков включали и мужчин и женщин, которые давали обет безбрачия, не означавший, впрочем, аскетическую практику (да и само безбрачие понималось здесь, видимо, достаточно неформально). Эти странники и странницы прославились как учителя красноречия и распространители популярных знаний, занимаясь «просветительской» деятельностью и живя милостыней восемь-девять месяцев в году. Но остальные месяцы, в период дождей, они проводили в «залах», которые специально для них устраивали сильные мира сего, в том числе влиятельная супруга царя Кошалы — Маллика. Иногда для них расчищались рощи близ поселений, в которых они вели дискуссии, порой очень шумные. Их собрания, судя по всему, отличались сердечностью, и в них преобладал дух равенства, свойственный деятелям «просвещения». Как правило, «сборища» паривраджаков были весьма многочисленны, хотя к общинам их отнести нельзя. В них не было жесткого подчинения «лидерам», да и «доктринам»: члены их общин верили разве что в возможность бессмертия и блаженства (например в мире Брахмы), которое могло быть «заработано», по их мнению, следованием обету безбрачия (брахмачарья) и воздержанием от зла делом, словом, мыслью и образом жизни. Они пользовались уважением во всех слоях общества. Их отношение к традиционным ценностям брахманизма было неоднозначным. Некоторые из них тяготели к адживикам и прочим жестким «диссидентам», другие — к брахманистам и в целом представляли собой что-то вроде «третьей силы» по отношению к тем и другим [24] .
24
О паривраджаках в целом, их связях с «шраманами и брахманами» и некоторых ориентирах в связи с их различной «конфессиональной» принадлежностью см.: Barua В. A History of Pre-Buddhistic Indian Philosophy. Delhi etc., 1970 (1st Ed. 1921). P. 347–356.
Хотя не все брахманы были, как выяснилось, брахманистами, большинство брахманистов были брахманами. Правда, многие брахманы, как отмечалось, пополняли и даже создавали «диссидентские» общины, другие оказывали сопротивление новым проповедникам. Так, некоторые кланы, например Бхарадваджи, просто не принимали учения Будды, но некоторые группы «странствующих брахманов», клан Амагандха, а также Суддхика Бхарадваджа, Тиканну, ученики знаменитого учителя аскезы Парашары и другие вступили с ним в полемику. Иные образованные брахманы не скрывали своего превосходства над «нуворишами». Например, первый министр царя Аджаташтру по имени Вассакара в беседе с Буддой с достоинством заявлял, что у брахманов человек почитается мудрым, если он постигает предмет изучения, искусен и прилежен в делах и (что особенно важно) «способен к исследованию». А брахман Ганака (букв. «Математик») из знаменитого клана Моггаллана задает Будде прямой вопрос: может ли он создать такую же «когерентную» систему знания, коей обладают брахманские эрудиты?
Четвертую, значительную и конфессионально гораздо более четкую, чем три предыдущих, группу составляли джайны, называвшие себя ниргрантхи — «свободные от силков». О них пойдет речь при изложении биографии и философских взглядов основателя этого учения и его ближайших учеников.
Пятую группу организовал Будда с учениками, которые «рекрутировались» частично и из четырех предшествующих. Он как бы завершает, «подытоживает» всю эпоху первых философов Индии.
«Конфессиональная принадлежность» первых философов Индии частично, но лишь частично совпадает с представляемыми ими типами рациональности, логическая последовательность которых и определяет порядок изложения дальнейшего материала этой книги. Проиллюстрируем сказанное на примере решения одного из классических предметов дискуссий шраманских философов — является ли мир бесконечным или конечным. Для диспутантов типа локаятиков (а к ним принадлежали и брахманисты и диссидентствующие) решение данной проблемы безразлично — их интерес в самом опровержении и доказательстве любой из этих двух точек зрения. Шраманы
Локаятики, Пасура, Сабхия, Ясадатта и Паччаника
Однажды к Будде подошел брахман и поинтересовался у него, какое мнение он бы разделил — то, согласно которому все существует, или то, по которому, напротив, ничего не существует, а также следует ли считать, что мир есть некая единая система или, наоборот, представляет собой лишь множественность явлений. В другой раз Будду посетили два брахмана, предложившие ему рассудить, кто прав: учитель Пурана Кассапа, считающий мир конечным, либо Нигантха Натапутта, предпочитающий считать его бесконечным. Тех, кто в Индии того времени задавал подобные вопросы, было очень много, но на сей раз собеседники Будды интересовались не столько ответами на поднимаемые ими вопросы, сколько самой возможностью аргументировать и положительный и отрицательный ответы. Им, собственно, было все равно, считать ли, что все существует или ничего не существует, они были профессионалами в самом обсуждении этих «топиков». Брахманы принадлежали к классу локаятиков, специалистов в одной из дисциплин знания шраманской эпохи.
Искусство выдвигать тезисы и антитезисы было популярно в Индии задолго и до эпохи Будды. Еще в ведийский период считалось, что торжественное жертвоприношение, особенно в такой решающий момент, как переход от старого года к новому, существенно выиграет в своей действенности, если помимо собственно жрецов и чтецов гимнов будут присутствовать и специалисты в загадывании загадок. Участники игры в священное знание обычно делились на две партии, которые состязались друг с другом, и это состязание называлось брахмодья, а ее участники-победители получали призы. Одна «партия» просила другую, например, ответить, о каком боге известно, что он «темно-рыжий, разноликий, юный и украшает себя в золото», а другая тотчас предлагала загадку о том, кто «опустился в лоно некто сияющий, самый мудрый из богов» [25] . В первом случае подразумевался Сома, во втором — Агни, но тезиса и антитезиса пока еще не было. Нет, однако, сомнения, что в поздневедийский период появились и они. Вспомним, как Уддалака Аруни отвергал мнение тех, кто считал, что мир возник из не-сущего, полагая, что он мог появиться только из сущего, и перед нами уже будет краткая запись более «продвинутой» брахмодьи. Но эти ритуальные турниры, на которых выступали и общепризнанные «звезды» вроде легендарного мудреца Яджнявалкьи, любимца царя Джанаки, еще не означали введение в действие логической аргументации. Более чем вероятно, что эта аргументация осваивалась теми, кто изучал одну специальную дисциплину знания поздневедийских школ под названием ваковакья — искусство задавать вопросы оппоненту, отвечать на его вопросы и одерживать победу в дискуссии. Здесь мы имеем уже непосредственную предшественницу локаяты, но не ее саму: дискуссия велась пока еще по ритуаловедческим (в широком смысле), а не по мировоззренческим проблемам.
25
Ригведа VIII. 29. 2. Весь гимн (из десяти стихов) построен как цепочка загадок: каждый стих содержит намек на какое-нибудь божество, которое не названо по имени, но которое можно узнать по различительному признаку-характеристике. Индийские загадки в игре в священную мудрость, занимавшие важное место в соревнованиях риши, анализируются в работе: Хейзинга И. Homo Ludens. М., 1992. С. 124–126.
Слово «локаята» означает «распространенное в мире» и включается в устойчивый куррикулум дисциплин шраманской эпохи. Ее изучали в «продвинутых» брахманских школах и в брахманском «университете» северного города Таксилы наряду с заучиванием ведийских гимнов-мантр, искусством раздельного чтения ведийского текста (разбитого по слогам), лексикологией, грамматикой, фонетикой, знанием священных преданий, искусством распознавания 32 знаков «великого мужа», а также с другими дисциплинами и искусствами. Один из знаменитых брахманов того времени по имени Поккхасаради наставлял в локаяте своих многочисленных учеников.
Среди палийских источников по локаятикам можно выделить две супы, специально им посвященные. В «Локаятика-сутте» из собрания Самъютта-никаи один брахман-локаятик предлагает Будде серию вопросов касательно мироустройства, которые тот добросовестно игнорирует как бесполезные, предлагая своему собеседнику вместо них собственное учение о зависимом происхождении факторов бытия индивида (см. «Будда»). Здесь же локаятики в целом характеризуются как диспутанты, отстаивающие и опровергающие с одинаковым успехом любые тезисы: «Все существует — ничего не существует», «Все есть единство — все есть множественность».
О том, кaк именно первые индийские диалектики осваивали искусство локаяты, мы, к сожалению, не знаем. Но более поздние свидетельства не оставляют сомнений в том, что брахманы, специализировавшиеся по локаяте, упражнялись под руководством наставников в умении доказывать и опровергать «парные» тезисы и антитезисы (на них есть указание в «Локаятика-сутте»). Например, очень известный буддийский санскритский памятник «Ланкаватара-сутра» (первые века нашей эры) воспроизводит предметы этих упражнений: «Все создано кем-то ничто никем не создано»; «Все невечно — все вечно»; «Все является следствием чего-то — ничто не является ничьим следствием»; «Все единство — все множественность», «Все двойственно — ничто не двойственно», «Все изъяснимо — ничто не изъяснимо»; «Атман есть — Атмана нет»; «Этот мир существует — этот мир не существует»; «Тот мир существует — тот мир не существует», «Освобождение есть — освобождения нет» и т. п.