Первые шаги по Тропе: Злой Котел
Шрифт:
На этом шабаш. Можно и дальше щипать травку, жевать мясо, глотать планктон и выискивать в навозе зернышки. Точно в положенный срок на белый свет появится потомство – следствие той самой уже отшумевшей любви.
У нас все иначе! За недолгую историю человечества по поводу любви чего только не наворочено. Тут вам и Орфей с Эвридикой, и Пасифая с быком, и Парис с Еленой, и Леда с лебедем, и Самсон с Далилой, и архангел Гавриил с девой Марией, и царица Савская с Соломоном, и Нефертити с фараоном, и Цезарь с Клеопатрой, и Мессалина с целым Римом, и Данте с Беатриче, и Отелло с Дездемоной, и Лейли с Меджнуном, и Сулейман Великолепный со
Эти надуманные любовные страсти кипят в человеческом обществе со времен праотца Адама. Причем страсти на любой вкус. Вот, так сказать, наиболее распространенные варианты.
Они любят друг друга, но им мешают религиозные предрассудки, сословное неравенство, семейная вражда, разница в возрасте, досужая молва, цвет кожи, политические убеждения, общественная деятельность, другая семья, внебрачные дети, чересчур строгие законы, чересчур слабое здоровье, происки соперников и соперниц, случайные связи, шальные пули, шальные паровозы, тяга к спиртному, патологическая ревность, легкомыслие, войны, революции, бездушные инопланетяне.
Она любит его, но он любит другую, самого себя, деньги, работу, азартные игры, дешевый портвейн, девиц легкого поведения, охоту, скачки, науку.
Он любит ее, но она любит другого, самое себя, всех мужчин поголовно, подругу, животных, поэта Пушкина, оперных теноров, бога, науку.
Все это самым естественным образом воплотилось в сотнях манускриптов, тысячах скульптур и картин, тоннах художественной литературы, миллионах уголовных дел и парсеках кинопленки. А уж чем мерить песни, сказки, анекдоты и надписи на заборах, я даже не знаю. Наверное, гигабайтами.
В итоге проблема запуталась до невозможности, и о детях, конечной цели любви, стали как-то забывать. Ну, какое, скажите, отношение могут иметь милые детки к озверевшему мавру, рефлексирующему принцу датскому или синеликой марсианке с сомнительной родословной, то есть к общепризнанным образцам любовного чувства? Это ведь уже совсем другая опера получается.
Попутно выяснилось, что можно страстно любить друг друга и совсем не утруждать себя потомством. Как Пер Гюнт и Сольвейг или Ленин с Крупской. Более того, любовь оказалась понятием растяжимым (я говорю пока только о плотской любви, а не о любви, например, к родине). Возникли совершенно новые варианты отношений. Он любит его. Она любит ее. Оно любит оно. Следствием этих новаций стало повальное снижение рождаемости. Рост населения наблюдается только в тех странах, где в результате бескультурья и невежества люди продолжают любить друг друга в традициях первобытного общества. Грубо говоря: сунул, вынул и пошел. Без всяких там сонетов, мадригалов, противозачаточных средств, вибраторов, петтингов, минетов, куннилингусов и прочих данайских даров цивилизации.
Верно сказал Екклезиаст – человек превращает простое в сложное не от мудрости своей, а по недомыслию.
Пока я предавался печальным размышлениям о судьбах человечества, на бедно обставленной сцене этого театра абсурда появилось новое действующее лицо, сразу изменившее всю мизансцену.
Вне всякого сомнения, посланец королевы принадлежал к породе вещунов, но в сравнении со стражниками, а тем более с моим чумазым спутником он выглядел как благородная борзая среди кривоногих такс.
Даже без чужой подсказки я понял, что это одна из местных принцесс, которой природой уготовлена жизнь короткая и яркая, как вспышка петарды.
Принцесса была почти на две головы выше любого из вещунов, но гораздо уже их в плечах и в талии. Да и бедра ее не отличались пышностью. Даже не верилось, что главное предназначение этого хрупкого создания (в перспективе, конечно) – непрерывное производство яиц, каждое из которых величиной не уступает ананасу.
Единственное, что, на мой взгляд, портило принцессу, так это пристрастие к нарядам и уборам, пышность которых находилась за гранью хорошего вкуса. Впрочем, она была лишь рабыней условностей, в течение многих веков превратившихся в образ жизни королевского двора.
Встав так, чтобы принцесса не видела его лица, вещун произнес:
– Будь осторожен. Она умеет читать чужие мысли и угадывать желания. Я со своими способностями ей и в подметки не гожусь.
Затем он повернулся и, сделав вид, что видит принцессу впервые, исполнил перед ней нечто вроде гопака. Ответом было грациозное полуприседание и небрежный взмах левой руки.
После обмена приветствиями начался деловой разговор. Любуясь со стороны обликом и манерами принцессы, я невольно подумал, а зачем вся эта красота нужна в мире бесполых существ, где настоящая женщина появляется только раз в несколько тысяч лет? Не для того ли, чтобы под ее воздействием любой из вещунов мог в нужный момент превратиться в страстного любовника?
Говорила принцесса недолго, а затем жестом отстранив вещуна, обратилась ко мне на языке тенетников. Для нее, похоже, это были семечки. Все на свете языки она, наверное, знала, еще сидя в яйце.
– Меня предупредили, что ты глух и умеешь читать по губам только один-единственный язык. Это правда, или одинец, как всегда, немного приврал? (Как выяснилось впоследствии, это было вовсе не имя моего приятеля, а общее название всех странствующих вещунов, являвшихся подданными королевы лишь формально.)
– Это истинная правда, – для большей убедительности я кивнул.
– Кроме того, он рассказал о тебе немало интересного.
– Не думаю, что моя скромная персона могла бы чем-то заинтересовать тебя.
– Почему же? Я почти не покидаю темную нору, в которой обречена жить и умереть, а ты обошел чуть ли не весь мир.
– Обойти весь мир невозможно. По сравнению с ним Злой Котел то же самое, что капелька воды в сравнении с дождем, собирающимся сейчас в небе.
– Я всегда мечтала взглянуть на другие страны и пожить другой жизнью, – лицо принцессы, прежде бесстрастное, приобрело оттенок грусти.
– В чем же дело? Пошли хоть сейчас. Я готов быть твоим верным спутником.
– Это невозможно. В силу своего естества я могу жить только там, – она указала себе под ноги. – Совсем как зернышко, место которому в земле.
– Зернышко рано или поздно прорастает, превращаясь в прекрасный цветок.
– Цветок и зернышко – это не одно и то же. Рождение цветка – смерть для зернышка… Впрочем, мы отвлеклись, – лицо принцессы вновь стало непроницаемым, словно у фарфоровой статуэтки. – С какой целью вы явились сюда?