Первые шаги
Шрифт:
Подошёл Перепел.
– Кажись, нашёл. Похоже, Пудель, «арбузы» попятил, царство ему небесное, засранцу...
– Идёмте скорее отсюда, – сказал бледный Макс.
И мы двинулись было в сторону Мусорки, как вдруг за спиной послышался приторный голосок.
– Эй, Перепел! Далеко ли собрался, дружок?
Я обернулся и увидел мужичка, вся внешность которого – острый носик, бегающие глазёнки и не сходящая с лица улыбочка – описывается одним единственным словом – «хитрован».
– А тебе-то что, Чашечка? – насупился Перепел.
– Да так... Мне показалось, что ты с трупами там ковырялся, искал что-то. Странное дело: нас всех «броненосцы» послали подальше, а тебе разрешили по карманам у убитых шарить. Вот наши удивятся! Особенно Битюг.
– Слышь, ты! Лучше не лезь в чужие дела!
– А чужие ли они? Старатели, я полагаю, разберутся, – сказал мужичок со странной кличкой «Чашечка» и сделал вид, что собирается пойти к остальным старателям.
– Постой! Что тебе надо?
– Мне просто хочется узнать, что ты там искал?
Перепел помялся минуту, но в конце концов выложил Чашечке всю историю с «чугунными арбузами».
– Так, значит, с вами «броненосцы» поделились, а нам хрен на блюде! – возмутился Чашечка. – При том, что мы тут кровь проливали! Ну уж нет, я такое от братвы скрывать не стану!
Однако он оставался стоять там, где стоял, а не побежал нас закладывать.
– Сколько ты хочешь? – спросил Перепел.
– По справедливости – четверть, – осклабился Чашечка.
– А харя не треснет? Може, пяти процентов хватит?
– Не треснет и не хватит. За пять процентов я дальше Предбанника не полезу. Лучше пойду со старателями покалякаю.
– Десять.
– Четверть.
– Хрен с тобой, пятнадцать!
– Двадцать пять.
Перепел, аж кипевший от негодования, вдруг на минуту замолк, внимательно посмотрел Чашечке в глаза и сказал спокойным голосом:
– Хорошо, двадцать пять.
Через десять минут в тихом уголке Мусорки – густой осинник, поляна с удобным поваленным деревом-скамейкой, старое кострище, неподалеку прогнувшая почву воронкой «чёрная дыра» – мы вчетвером колдовали над комутом Перепела. Информация оказалась запароленной. Сходу мы набрали «пудель», но в доступе было отказано. Система сообщила, что есть ещё две попытки, после которых доступ будет полностью заблокирован. Я, Перепел и Чашечка были сильно озадачены, однако Макс уверенно взял комут в свои руки.
– Нужно очень осторожно попытаться всё это взломать. Нужно понять, что он мог использовать в качестве пароля, – сказал Макс. – Например, он мог использовать своё имя или фамилию. Как его звали?
Перепел и Чашечка недоуменно переглянулись.
– А хрен его знает! Пудель и Пудель. Мы ж не лягаши, чтобы фамилию спрашивать.
– Та-ак. Ладно. У кого есть номер его комута? У меня база есть пиратская, можно по ней посмотреть.
Номер нашёлся у Перепела. Оказалось, что покойного Пуделя по паспорту звали «Виталий Чумиченко».
– Имя или фамилия? – думал вслух Макс. – Наверное все-таки фамилия. Попробуем... Чёрт! Не то. Одна попытка всего осталась! Что это ещё может быть? Любимое блюдо? Напиток?
– Водка – заорал вдруг Перепел. – Любимый напиток – водка! Водку попробуй набрать.
– Перепел, – сказал я, – ты только что спалил собственный пароль.
У Перепела так вытянулось лицо, что всем стало ясно – я угадал. Мы все дружно заржали.
– Нет, не думаю, что «водка», – сказал Макс. – Чаще всего это что-то, что нельзя забыть или перепутать. Имя, фамилия, важная дата... О! Дату его рождения нужно попробовать! Кто-нибудь знает, когда он родился?
– Я вспомнил! – сказал Чашечка. – Он пару месяцев назад день рождения отмечал. Только вот число я точно не помню... Кажется, это было сразу после «выхлопа». Да, в начале февраля сразу после выхлопа Пудель сходил в рейд, добыл хороший слам и проставился за день рождения. А «выхлопы» у нас в феврале были... сейчас гляну календарик... ага, седьмого и двадцать пятого. Стало быть, восьмого он сходил в Зону, а девятого мы пили. Точно, девятое февраля, пробуй!
– А год?
– Вот чего не знаю, того не знаю.
– Ну сколько ему исполнилось, когда вы отмечали?
– Да не помню точно... Кажется, круглая какая-то дата.
– Лет тридцать ему было, – вмешался Перепел. – Наверняка, тридцатник вы отмечали.
– Очень может быть.
– Ага, значит, если ему было тридцать, значит родился он... так, ну попробуем: 090286. Есть! Пароль принят!
Мы принялись копаться в том, что скачали. Записи кто кому сколько должен, личная переписка, фото с каких-то пьянок и прочий мусор нас не заинтересовали. Довольно быстро мы нашли голокарту Зоны с различными пометками. В районе Мусорки их было две: одна к востоку от Трассы в каком-то болоте, другая к западу около того самого «ангара». Последняя была гораздо ближе к разграбленной хованке Перепела, однако «болотная» была неподалеку от того места, где мы сидели. Перепел решил проверить обе метки.
Через жиденький перелесок мы вышли к болотцу, поросшему по краям мощной осокой и чахлым тростником. Поверхность болота была затянута густой зелёной дрянью, очень отдалённо напоминавшей ряску. Прямо из воды торчала высокая ржавая железяка вроде опоры ЛЭП. При приближении к болоту предупреждающе затрещал дозиметр.
– Осторожней, все водоёмы в Зоне сильно заражены, – сказал Перепел.
Мы стали обходить болотце по краю, пока не наткнулись на большую колоду, один конец которой уходил в трясину, другой лежал на берегу. Внутри она вся выгнила, и Перепел, присев, засунул в неё руку, пошуровал и вытащил наружу продолговатый брезентовый сверток.
– Вот и нычка пуделевская!
Перепел развернул брезент и обнаружил в промасленной ветоши автомат «Вепр» с подствольником и оптическим прицелом, четыре полных магазина к нему, пару «лешачьих пальцев», какую-то штуку, похожую на кусок сильно спутанной медной проволоки, и горсть матово-белёсых шариков размером чуть больше вишни.
– Ага, «пальцы», «фибула», «светлячки»... Ну что ж, неплохо, но пока арбузы наши не покрывает.
Перепел снял рюкзак, сложил весь слам в подвешенный к нему контейнер и сказал Максу: