Первый полет
Шрифт:
— Только если мне некогда или сплю.
— А потом что? Очередной урок в борцовском зале?
К ее удивлению, он воспринял вопрос всерьез.
— Буду проверять запястье ежедневно. Как только отек спадет и ты сможешь без труда двигать рукой, продолжим.
— Потрясссно, — сухо произнесла она. — Знаешь, Кьяри, я жду не дождусь, чтобы полюбоваться, как мы мутузим друг друга, пока я не угожу в гипсовый корсет или не превращусь в мешок с костями.
— Ты разве забыла, что сегодня выиграла?
— Везение, — скривилась Николь.
— Таких зверей на свете нет, старлей, а я не поддавался.
— Не
— Если бы я попытался, один из нас был бы уже покойником. Я делал все, что мог позволить на тренировке; реальный поединок понарошку не изобразишь. — Он вывел ее из лазарета в коммуникационную шахту. — В следующий раз попробуем в скафандрах, но для начала обойдемся без шлемов и ранцев.
— По-моему, только зря вспотеем. Иной раз мне в скафандре кажется, что я и пальцем не смогу шевельнуть — так как же в нем еще и драться?
— Только так и надо, Рыжик.
— В Академии нам говорили, что это непрактично. Допустим, ты врезал какому-нибудь громиле под дых — и что же он почувствует сквозь пятисантиметровую армированную ткань и бронесетку? А если ты не закреплен, то тебя отбросит в другую сторону.
Она бросила взгляд на рубку управления, находящуюся в двадцати пяти метрах, потом опустила голову и посмотрела на складские модули, расположенные немного ближе. Вокруг вертелись Карусели, но центральная шахта оставалась неподвижной, и Николь вытянулась, словно в гамаке. Самое приятное в невесомости то, что тебе удобно в любом положении. Издалека доносилось приглушенное пение Андрея. Не питая особой любви к оперному искусству, Николь не узнала мелодии, но улыбнулась красоте голоса.
— Верно, — согласился Кьяри. — Но если двое в скафандрах схлестнутся в рукопашной, тут уж не до умствований. Ты должна уметь позаботиться о себе. Должна оказаться проворнее.
— А точнее?
— Бей в слабое место.
— А, ты о воздухе! — Она подавила зевок. — Выдернуть шланг?
— Это ответ салаги, Ши, я ждал от тебя большего. Пошевели мозгами, если можешь, — холодно фыркнул Кьяри. Глаза Николь в гневе распахнулись. — Ну, отключишь ты воздух, и что дальше?
— Если не подключить обратно, то человек покойник, — пожала плечами Николь.
— Время, Ши, на это уйдет какое-то время. Воздуха в скафандре еще минуть на пять. За пять минут всякое может случиться. Если уж ты сцепишься, то захочешь закруглиться побыстрее — но как?
— Шлем?
— Браво! Тело — великолепная машина. Ради выживания оно пожертвует любой конечностью, кроме одной. Это даже предусмотрено в конструкции скафандров. Если пробита рука, на плече есть герметичный клапан; ты потеряешь руку, но уцелеешь и в красках будешь рассказывать об этом внукам. Единственное исключение составляет голова. Шлем сконструирован так, чтобы его легко мог надеть человек в толстых перчатках; если на судне происходит ударная разгерметизация, тут уж не до возни с застежками, а на магнитные стяжки тоже полагаться нельзя — не исключено, что заклинит либо в открытом, либо в закрытом положении.
— Но ведь это убийство!
— Простейшее решение спорных вопросов.
— Так ты говоришь, этим всегда кончается? — Теперь ей было не до сна.
— Чаще всего.
Подтянувшись к входу в «домашнюю» Карусель, Николь толчком распахнула
— Возможно, ты и прав, Кьяри…
— Не судите о том, чего не понимаете, старлей. Мы живем в безжалостнейшей из сред и потому слишком редко позволяем себе роскошь великодушия. А за ошибку, за единственный неверный шаг обычно расплачиваемся жизнью.
— Мне только об этом и твердят.
— И не без причин, Николь.
— Что-то мне расхотелось тренироваться, комиссар.
— При всем моем уважении, лейтенант, вы не имеете права отказаться. A demain [4] !
Неуклюже вскарабкавшись по лестнице из центральной шахты в кают-компанию, Николь дала волю гневу, не заметив находившуюся там Хану Мураи.
— Проклятый, невежественный, смердящий ублюдок, растуды его мать! — грохотал голос Николь в просторном тороиде.
4
До завтра (фр.).
— Прошу прощения? — приподняла Хана голову.
— Ой, Хана, извини. — Николь тотчас же устыдилась собственной несдержанности. — Я не знала, что здесь кто-то есть.
— Само собой. Я тут перекусываю. Хочешь?
— А что у тебя?
— Лососина и плавленый сыр.
— М-м… Хана, да это же все настоящее!
— Остатки личных сбережений, — тяжело вздохнула та.
— Ой, я не могу…
— А я могу, и если я хочу поделиться, то это мое личное дело.
— Ты настоящий друг.
Хана заказала через кухонную консоль чай для Николь. Напиток, как всегда, казался затхлым, зато рыба была восхитительна. Николь смаковала каждый кусочек. Только теперь она начала понимать, почему рестораны и даже закусочные базы да Винчи пользуются такой популярностью; после многих месяцев питания пастами и сублимированными, полусинтетическими «продуктами» вернувшиеся домой астронавты требуют — и заслуживают — наилучших натуральных продуктов.
— Досталось от комиссара, Николь?
— Слизняк вонючий!
— Даже так?
— Хана, он учит убивать людей.
— А может, заодно спасать собственную жизнь?
— Так ты его защищаешь?!
— Просто я не забыла слова генерала Кэнфилд за обедом. Мы еще зеленые новички, Николь; наверно, она знала, о чем толкует. А он знает, что делает.
Николь досадовала, что чай не желает стыть.
— В мои планы это не входило.
— Вот как? А зачем же ты пошла в ВВС?
— Хотела стать астронавтом. Мечтала о космических кораблях. И кратчайший путь — пойти в синие кителя. Если бы меня отчислили, я, наверно… Я бы стала летчиком-испытателем. Но Кьяри так чертовски хладнокровен, словно пытается перекроить меня на свой манер. А мне это не по нутру!
— Ты ему говорила?
— Намекала. Он намерен продолжать, и плевать ему на мои чувства.
— Обратись к Кэт. Она запретит ему своей властью.
Николь основательно поразмыслила, потом покачала головой.
— С чего бы это? — осведомилась Хана. — Думаешь, она его поддержит?
— Черт, нет! Как раз наоборот. По-моему, эти тренировки ей поперек горла. Обмолвись я хоть словечком, и с ними покончено. Но я не хочу ее впутывать. — По категоричному тону Николь было ясно, что Кэт она не доверяет.