Первый полет
Шрифт:
— Прямо «Клуб кинопутешественников», — заметил Андрей, когда ревущий буран согнал их в кучу.
— Ладно тебе, ворчун, — огрызнулась Хана, — пусть мы видим то, что нам показывают они, все равно узнаем много нового.
— Да, они весьма откровенные режиссеры, — согласился Андрей. — Но не забывай, Хана, я — дитя общества, где контроль государства над информацией считался задачей первостепенной важности. В итоге мы становились настоящими экспертами подтекста.
Что мы наблюдали, в сущности? Дикие края. Или, скажем, парки. Но ни разу не было ясных ночных небес, когда их ничто не заслоняло от взора — следовательно, не догадываемся, где находится их планета. Мы ни разу не видели их луну. Имеется ли у них таковая? Две? Или ни одной? Где и как они живут? Есть ли у них города, научные центры, производственные мощности? Нас познакомили с планетой, но отнюдь не с обществом.
— Не совсем, — ответила Николь. — Если предположить, что они не подтасовывают информацию, то воздух у них чистый. Мы
— Ну и с какой целью они это делают? — вслух размышлял Андрей.
— С целью проверки.
— В каком смысле, Бен?
— Представьте, что вы взяли на борт четверых чужаков, представителей незнакомой цивилизации примерно того же уровня развития. Вам непременно захочется выяснить, что они за люди. И вы выпускаете их на своеобразную игровую площадку. Как они будут реагировать на ситуации, в которых окажутся, как будут взаимодействовать? Есть ли у них жесткая иерархия, или поступают кто во что горазд? Дайте им возможность поиграть достаточно долгое время, чтобы они утратили бдительность, и увидите, каковы они на самом деле. Если они не забудут про осмотрительность, это тоже ответ на вопрос.
— Интересно, как мы себя зарекомендовали? — спросила Николь больше у себя самой.
Картина сменилась, снова явив взору морской пейзаж, хотя и не тот, что вначале. Солнце низко висело над морем на небосклоне, который следовало бы назвать «западным», окрасив горизонт в красные, оранжевые и изумрудно-зеленые тона. Небо было не таким синим, как на Земле; когда солнце стояло высоко, небо выцветало почти до белизны. Вглубь, к югу, простиралась плоская равнина, но с противоположной стороны вздымался исполинский обрывистый утес. К вершине его вела извилистая тропка, врезавшаяся в склон, наверху она наверняка обрывается, точь-в-точь как кроны деревьев. Из небытия вдруг возник костер, угнездившийся под прикрытием невысокой скалы, защитившей землян от свежего вечернего бриза, и они сгрудились вокруг огня, радуясь фантомному теплу. Хана принялась восхвалять проекционную аппаратуру, а Николь с благодарностью поймала взгляд Кьяри, послав ему безмолвную команду. Комиссар тотчас же покинул их, чтобы через минуту-другую вернуться с инструментами.
— Костер, закат, море… — промолвила Николь, настраивая гитару. — Грех упускать подобную возможность.
Все улыбнулись и удобно расположились на мягких кушетках, расставленных по комнате и замаскированных голографическим полем под горки и песчаные холмики. Хана пристроилась под бочком у Николь, а Кьяри держался поодаль. Андрей вытянулся на песке у костра, устремив взгляд в темнеющие небеса.
Кьяри начал с Партиты номер три, и Николь быстро подладилась под него. От Баха плавно перешли к Моцарту, а затем Николь сбила лирический настрой, заиграв рок-н-ролл — самую буйную, самую низкопробную песню, какая пришла в голову. Хана тотчас же сорвалась с места, пустившись в неистовый пляс, зависнув над Андреем и потянув его за собой. Солнце коснулось горизонта, утроившись в размерах благодаря атмосферному параллаксу, над океаном плыли далекие облака, словно охваченные огнем. И настолько иллюзорным было это мгновение, что Николь даже глазом не моргнула, когда перед ней вдруг появился смеющийся Поль, зааплодировавший ее выступлению, насмешливо изогнувший брови, словно предупреждая, что не стоит принимать рукоплескания близко к сердцу. Ее совесть в облике Паоло. Он любил океан не меньше Николь, хотя вечно сетовал, что и американские пляжи, и блуждающие по ним женщины куда скучнее и добропорядочнее, чем у него на родине, в Рио-де-Жанейро. В прошлом году отца Поля назначили послом в Бразилию, и они вдвоем навестили его во время отпуска. «Как, ну как мне сообщить ему, что Паоло погиб?!» — подумала Николь, с помощью песни Лайлы скрывая подступившие слезы. Поль познакомил ее со всеми своими любимыми местечками, и к концу двухнедельного визита она стала такой же раскованной и вольной, как любая carioca. Перемена поразила обоих, поскольку ни один из них не подозревал в ней подобных способностей.
Теперь настала очередь Кьяри — он заиграл тихую, горестную народную песню, в которой говорилось о ньюфаундлендском моряке, забравшемся далеко от родины в чужие моря, и о том, как его снедают мечты о неоткрытых землях и тоска по близким. Андрей знал слова, и от его чистого голоса, зазвеневшего в вечернем воздухе, у Николь побежали мурашки. Солнце зашло, небо превратилось в бархатный купол над их головами, и Николь впервые узрела звезды чужой планеты. На песок легли двойные тени — отброшенные светом костра и взошедшей на востоке полной луны. Она казалась крупнее, чем земная — то ли благодаря своей величине, то ли из-за более низкой орбиты; и то, и другое означает, что приливы на планете очень сильны. Опустив глаза от рябого лика чужой луны, Николь обнаружила тени, которых не было прежде. Не менее двух десятков чужаков, большая часть уцелевшей команды, расположились вдоль стены — стоя, сидя, парами, тройками. Наблюдая за землянами, они прислушивались к концерту-импровизации. Как только Кьяри умолк, Николь завела старинный шотландский рождественский гимн
И вдруг по комнате раскатилась басовая, гулкая нота. Все подняли головы к вершине утеса, откуда исходил звук. Декорация сменилась; песчаный пляж уступил место плоской каменной площадке, и Николь оказалась на вершине утеса. Костер исчез, но, бросив взгляд с обрыва, она увидела, что огонь весело потрескивает далеко внизу. Она лишь негромко присвистнула от удивления перед гением программиста этой фантастической виртуальной реальности. А еще перед мудреной техникой, которая может ее сотворить.
Капитанша прошагала мимо к пирамидке метровой высоты в центре террасы и обратилась лицом к горизонту, воздев распростертые руки к небесам и издав высокий, переливчатый вопль, эхом заметавшийся вокруг. Немного помешкав, экипаж присоединился. Инопланетяне вторили каждому слову, встав полукругом перед памятником, так что астронавты оказались между ними и пирамидкой.
— Церемония, — шепнула Хана.
— Похоже, поминание усопших, — отозвался Кьяри.
— Следует ли нам тут быть? — глаза Андрея забегали в поисках невидимой двери.
— По-моему, так и задумано, — прошептала Николь. — Им ничего не стоило отослать нас прочь, а уж после начинать. Они почему-то хотели нашего участия. А теперь — молчок. — Она заметила пару сердитых взглядов чужаков и вспомнила, насколько острый у них слух. — Мы и так слишком мешаем.
Жалобно запричитал какой-то инструмент вроде волынки. Его сменило мягкое, мелодичное звучание, поддержанное четким ритмом барабанного боя. Капитанша соединила руки над головой и опустила их к груди, приняв почти человеческую молитвенную позу. Резко выбросив руки назад и в стороны, она поднялась в воздух и начала танцевать, двигаясь с такой грациозной выразительностью, что легко заткнула бы за пояс лучших танцоров Земли.
В воздухе замерцал легкий туман, придавая происходящему чуточку сюрреалистичный, сказочный характер. Барабанный бой стал громче, и его настойчивая дробь заставила экипаж тоже вступить в танец и пробудила отклик в душе Николь. Пятеро инопланетян в сверкающих одеяниях двигались среди собравшихся, те срывали эти одежды лента за лентой — каждая лента своего цвета. Когда же эти пятеро добрались до пирамидки, на них остались простые белоснежные саваны. Капитанша плясала в воздухе, а они синхронно вторили ей, один за другим отталкивались от земли, исчезая в угольной тьме небес.
— Умершие возносятся на небеса, — едва слышно прокомментировал Кьяри.
Темп убыстрился, и Николь оказалась в кругу танцующих, прежде чем кто-либо успел ей помешать. Очередное крещендо — и трое оставшихся ощутили порыв, противиться которому не могли. Партнером каждому стал один из инопланетян, сверхъестественным образом прямо на глазах обратившийся в погибших товарищей. Хана танцевала с Полем да Куной, Кьяри — с Кэт Гарсиа, Андрей — с Шэгэем, и каждый покойник был одет так же, как и инопланетяне. И лишь Николь танцевала одна, понемногу перемещаясь к пирамидке, чтобы занять над ней капитанское место. И снова руки тянулись, чтобы сорвать с призраков радужные оболочки. Когда они приблизились к пирамидке, земляне попытались последовать за друзьями, однако их удержали ласковые, но сильные руки. Взгляды их устремились к Николь, повторявшей капитанский танец, и постепенно ее безупречные движения и манеры стали все сильнее напоминать инопланетянские. Как и прежде, призраки следовали ее движениям, но затем Николь спустилась, чтобы обойти их, задержавшись на мгновение перед воплощением Поля, чтобы сказать последнее «прости». И они ушли. Барабаны зарокотали громче, музыка зазвучала с первобытной силой, туман еще чуточку сгустился, обжигая горло и легкие, как выпитое залпом старое виски. Краешком быстро угасающего сознания Николь успела отметить, что их чем-то одурманили, но не придала этому ни малейшего значения. Сердце рвалось из груди, ее горе и отчаяние были выставлены на общее обозрение, а утешение можно было найти, лишь безоглядно отдавшись танцу, изгнав боль усталостью. Она оказалась лицом к лицу с капитаншей, а после, когда та отвернулась к Кьяри, — с Ханой. Николь казалось, что она разделяется надвое, обретая двойное зрение, охватывая вершащееся вокруг как бы извне, неким богоподобным взором. Улыбка капитанши наполнила душу Николь радостью. За весь вечер капитанша проделала лишь кратчайший тур с Ханой и Андреем, а потом танцевала лишь с Николь и Кьяри. И все чаще с Николь. Когда она отходила, место ее занимала Хана. Они ни разу не коснулись друг друга, но пространство между ними будто клокотало от неукротимой энергии, порождая узы, которые невозможно ни принять, ни отвергнуть. Николь гадала, почему Кьяри держится поодаль, и изумленно приоткрыла рот, увидев, что его облик скрыт инопланетной личиной — то ли благодаря иллюзии, порожденной сознанием, то ли под действием голографических трюков. Кьяри лучился такой энергией и неукротимой волей, что даже сильнейший из чужаков не сразу решился бы вступить с ним в единоборство. «Тигр, — подумала она, — мой тигр!» Но еще не додумав эту мысль до конца, уже знала, что заблуждается: отныне и навсегда он принадлежит только себе самому.