Первый полет
Шрифт:
— Вышка Эдвардс, у меня проблема. По-моему, отказывает рабочий пропеллер. Иду на посадку, с маху и как попало.
— Тридцать шесть Сьерра, здесь одиннадцать Браво, — вертолет. — Мы проводим вас до земли. Если понадобится, у нас на борту и пожарные, и спасатели.
— Надеюсь, обойдемся без них, одиннадцать Браво. Но все равно, спасибо за заботу.
Николь подала штурвал вперед, утроив скорость спуска, приблизив траекторию «Барона» к пикирующей, насколько осмелилась. Спустившись до пятисот футов, она выровняла самолет, а затем одновременно выпустила закрылки и шасси. Самолет норовисто вздыбился, когда изменившийся профиль нарушил плавное обтекание крыльев воздухом, но Николь сумела успокоить его,
— Давай, «Барон», вот так, большая детка, тебе это по плечу, почти на месте, давай, давай, давай, поехали, нет проблем, почти пришли, ну же, парень, валяй, «Барон»!
До земли не более сотни футов, на хорошем шоссе спортивный автомобиль легко обогнал бы замедлившийся самолет, но для Николь скорость все равно оставалась чересчур высокой. Чуть приподняв нос «Барона», она одним броском одолела последний отрезок спуска и тут же чертыхнулась, когда внезапный порыв ветра в сочетании с экранным эффектом — воздушной подушкой, образовавшейся от сжатия воздуха между крыльями и землей — резко подбросили самолет кверху, дав крен на сторону. Больше некогда нежничать или беспокоиться о последствиях. Николь совсем заглушила двигатель и выжала штурвал вперед до упора. «Барон», в мгновение ока превратившийся из самолета в кирпич с колесами, рухнул, одним махом одолев последние двадцать футов, и грохнулся о землю с такой силой, что шасси и зубы Николь одновременно лязгнули, а ее саму резко вдавило в сиденье. Самолет лениво подпрыгнул, — «Бог весть, что такой удар сотворил с амортизаторами, просто чудо, что стойки шасси выдержали, не сломались, не прошили крылья насквозь, слава Богу, что „Бич“ выстроил эту зверскую машину на славу», — и вперевалочку прокатился еще сотни три футов, прежде чем совсем остановиться.
Николь понимала, что должна покинуть кабину, убежать от самолета как можно дальше, просто на случай, если что-нибудь решит взорваться, но ее вдруг охватила неколебимая уверенность, что ничего не случится. Самолет изо всех сил старался спасти ее, и покинуть его теперь — сродни предательству. Выключив все тумблеры, она послушала, как затихает, понижаясь, вой электроприводов, взглянула на погасшие циферблаты и дисплеи, ласково, с благодарностью похлопала по приборной доске, пробормотав: «Спасибо, самолетик», а уж после отстегнула привязные ремни, поморщившись от боли. Крепкие ремни стерли кожу на ключицах до крови, пока самолет швырял ее туда-сюда. Однако Николь порадовалась перевязи крест-накрест; со стандартными ремнями было бы гораздо труднее, а то и просто невозможно дотянуться до ручек управления в дальнем углу кабины.
Распахнув люк, она не стала опираться ногой о крыло, а просто присела на трап, задержавшись лишь для того, чтобы запахнуть летную куртку поплотнее, спасаясь от удивительно холодного ветра, а затем развернулась, чтобы вытянуть ноги во всю длину и нагнуть лоб почти к самым коленям, избавляясь от сводящей спину судороги. Вдали послышался улюлюкающий вой сирен мчавшихся к самолету аварийных машин, почти заглушённый пронзительным верещанием чудовищных винтов «Сикорского».
Она без сил съехала на землю в тот самый миг, когда подоспели первые «Пылкие папаши» — пожарники в сверкающих огнеупорных скафандрах, позволяющих без особого риска разгуливать в самом сердце жуткого пекла, — притащившие мощные пенные огнетушители.
Николь поморщилась, когда докторша осторожно потрогала шишку у нее на голове, идущую вдоль линии волос от уха, где кронштейн микрофона оставил рваную рану.
— А я-то думала, что это небьющийся пластик, — проворчала Николь.
— Напишите производителям, — невозмутимо отозвалась врач. — Жуткий ушиб. Что вы видите? — осведомилась она, поднимая палец перед носом Николь.
— Палец, в фокусе.
— Следите за ним. — Она принялась водить пальцем вверх, вниз, в стороны, а Николь послушно следовала за ним взглядом. — Как вы себя чувствуете?
— Выжатой досуха. Все болит и ноет.
— Устали?
— Полет выдался долгий, даже до аварии.
— Не исключена контузия. Мы отвезем вас в госпиталь, чтобы оказать первую помощь.
— Потрясно.
— Послушайте, лейтенант, я ведь не виновата.
— Я тоже.
При виде куртки Николь приехавшее на автомобилях начальство — пара представителей военной полиции и один из дежурных офицеров, майор, удивленно приподняли брови. Лишь немногие из старших офицеров удостоились подобных курток, не говоря уж о юных пилотах, у которых молоко на губах не обсохло. Николь вручила ему идентификационную карточку и сопроводительные документы, и тот сунул их в портативный считыватель, висевший у него на плече.
— Да уж, лейтенант, заявились вы с шиком, ничего не скажешь, — изрек он, возвращая документы.
— Я этого не планировала, сэр, уж поверьте.
— Вас хочет видеть полковник Сэллинджер, — начальник Гражданского испытательного авиацентра. «Должно быть, — не без горечи подумала она, — чтобы дать мне под зад коленкой за подобный высший пилотаж». Сэллинджер был от нее не в восторге во время пребывания Николь здесь в роли вице-командира при Гарри Мэконе, с жаром во всеуслышание протестуя против особого обхождения, как он считал, которым удостаивал Николь его друг.
— Сперва я предъявлю на нее свои права, майор, — возразила врач. — Боссу придется подождать, пока мы ее подлатаем.
— А что будет с моим «Бароном»? — поинтересовалась Николь, и майор обернулся к коренастому человеку с обветренным лицом и лычками старшего сержанта на погонах комбинезона.
— Что скажете, Кастанеда?
— Посадка была жестковата, майор, — с мягким испанским акцентом отозвался тот, сидя на корточках под двигателем, — но эти старые звери рассчитаны и не на такое. Мы без труда докатим его до ангара и затащим на стапеля, а уж после похлопочем о нем.
— Спасибо, Рей, — сказала Николь. Тот пожал плечами и уверенно улыбнулся, словно в предвкушении удовольствия.
— Майор, — проговорила врач, — если у вас больше ничего нет, то мы с лейтенантом тронемся.
— Забирайте ее, Адани. Но как только вас приведут в порядок, лейтенант, неситесь в кабинет полковника Сэллинджера на всех парах, ясно?
Николь заставила себя вытянуться в струнку и стремительно вскинула руку в салюте. Майор ответил тем же. Она подождала, пока он вернется в машину и умчится, а после пробормотала:
— Его-то какая муха в задницу укусила?
— Середняк на служебной лестнице, — рассмеялась докторша, — потративший массу времени и сил, чтобы добраться до нынешних высот…
— И недолюбливающий юных сорвиголов, якобы нащупавших более быстрый путь к успеху?
— Я этого не говорила.
— Если бы он только знал!.. — тряхнула головой Николь.
2
Лишь много позже, когда шок сменился болью, лишь отчасти приглушенной простейшими медикаментами, Николь начала излагать случившееся, собирая воспоминания по кускам, составляя из разрозненных фрагментов последовательное, связное целое.