Первый практикум. Напиток бессмертия.
Шрифт:
– Я должен их вернуть. Я за них в ответе, – повторил Виктор.
– Я понимаю тебя. Просто мы живём в разных мирах. Когда разные миры сталкиваются – это всегда больно. Но ты не печалься, боль не может терзать вечно. Либо она тебя сломит, либо ты станешь совсем другим человеком, тем, которому эта боль уже не страшна.
Хануман похлопал Виктора по плечу.
– Если ты хотел меня подбодрить, то у тебя не очень получилось, если честно, – сказал Виктор, невесело улыбнувшись. – Я бы предпочёл, чтобы просто не было больно.
– Я об этом и говорю, – кивнул Хануман.
– Мы просто по-разному избавляемся от боли, да? – улыбнулся
– Да, – серьёзно кивнул Хануман.
– Компот готов! – оповестил Георгий.
К котелку потянулись люди снять пробу. Удивительно, но Асатиани сотворил что-то и правда вкусное.
– Меня бабушка Циури учила готовить, – вздохнул Георгий. – Волнуется, наверное, – грустно добавил он.
Все тяжело замолчали, уставившись в застеленный листьями пол.
– Не грустите! Иногда надо спешить, а иногда – отдыхать. Это не менее важно, - назидательным тоном сказал Хануман.
– Скоро будем в Праяге. Тривени Сангам – зрелище удивительное. Так мы называем место, где воедино сливается три реки. Священное место. Если омыться водами Тривени Сангам, то можно смыть с себя все грехи.
Ребята переглянулись без энтузиазма и начали готовиться к долгому путешествию. Душеспасительные речи Ханумана проняли только близняшек и Настю. Девочки ушли на нос плота и уселись любоваться видами, свесив ноги в воду. Виктор посмотрел на Ханумана и уселся на край плота с намерением впитать в себя созерцательную мудрость. Не получилось. То ли душа Богданова была слишком черства, то ли созерцать он не умел, но медитативным настроением нового попутчика он не проникся.
На его счастье, нескольких суток на путешествие не потребовалось. К вечеру река, стиснутая скалистыми берегами, взбурлила, впереди показались городские строения. Движение на реке стало оживлённым. На холме возвышались красивые дома, к воде спускалась широкая лестница. На берегу мелкими цветными муравьями сновали люди. Река вильнула вправо и вынесла плот в излучину. Зрелище и впрямь было захватывающим: зеленоватая мутная Ямуна внезапно врезалась в прозрачную Гангу, и какое-то время реки не смешивались, красиво вихрясь на границе вод. Под палящим солнцем вода искрилась и бликовала.
– А где третья река? – спросила Ольга.
– Сарасвати покинула наш грешный проявленный мир и теперь невидима. Но она здесь. Мы все это знаем, – торжественно ответил Хануман. – Давайте вот там пристанем, хоть не затопчут. Хорошо, что не Кубмха Мела, тогда бы вообще не пристали. Но она попозже, в месяце Магх.
– А я знаю, что это! – вдруг вскинулась Настя. – Это такой фестиваль в Аллахабаде. Самый большой религиозный праздник в мире. Туда столько людей приезжает, что приходится строить временный город для паломников.
– Серьёзно? – изумленно проговорил Хануман. – Я и не знал! Жаль, не увидим! Запасёмся подарками, а то к мудрецам с пустыми руками ходить не принято. Кстати, может, по городу пройдёмся? Тут красиво. А то Индрапрастху вы, так сказать, не с того ракурса посмотрели. А потом в ашрам рванём.
– Куда? – спросил Вельский.
– В ашрам, – пояснила Настя. – Дом отшельника называется ашрам.
– Правильно, – поддакнул Хануман. – Означает «защищённое место».
Ребята переглянулись и кивнули с любопытством на лицах. Виктор горел желанием скорее бежать к мудрецу с вопросами, но оказался в разгромном меньшинстве. Хануман указал на берег. Набережная была наводнена народом. Люди купались, общались, полоскали бельё, жгли благовония в бронзовых
– Что за?..
Все посмотрели под ноги и чуть не подпрыгнули – скалистый берег и каменные ступени на берегу реки были покрыты человеческими волосами.
– Не дёргайтесь, – добродушно сказал Хануман. – Это паломники отрезают волосы для подношения своим почившим предкам.
– Дико выглядит… – пробормотала Маша.
Ступать босыми ногами по такому необычному ковру было жутковато, и ребята невольно поднялись на цыпочки. Только Хануман шагал твёрдо и размашисто.
– Хануман, а Вы не боитесь, что экскурсия в компании обезьяноголового мифического товарища может обернуться катастрофой локального масштаба с давкой? – спросила Даша.
– Сама ты мифическая! – обиделся Хануман. – Здесь верят, что живой образ бога приносит удачу, так что ряженых ходит много. Вот я и буду ряженый. Может, ещё и подарков надают.
– Лучше всего прятаться на виду, – кивнул Берг.
– Именно! – кивнул Хануман и с хитрой улыбкой добавил, – в крайнем случае сделаю вот так.
Он встал по стойке «смирно», странно дрогнул, а через секунду на его месте сидела маленькая симпатичная ничуть не мифического вида обезьянка. Компания дружно охнула, а Хануман хихикнул, вскочил на плечо взвизгнувшей Ольге, игриво тяпнул её за ухо и многозначительно поиграл бровями. Ольга рыкнула и не вполне деликатно ссадила обезьянку на плечо Виктору. Хануман спрыгнул на землю, вернул свой прежний облик и засмеялся, а ребята начали наперебой выкрикивать:
– Ну круто!
– Вот это трюк!
– Клаааасс!
Недалеко от Ямуны они увидели два небольших храма, у входов в них толпились люди, звучала музыка, били барабаны. Хануман указал на них ладошкой и сказал:
– Этот – Шивы. А этот – мой. Козырно, правда?
И он с улыбкой обернулся к следовавшим за ним школьникам.
– В смысле, Ваш? – опешил Ян. – Это прям Ваш храм?
– Ну да, – Хануман гордо кивнул. – Там моя лежащая статуя. Сейчас воды Ганги у самых её ног, потом отступят. Такая особенность у храма.
– Я впервые общаюсь с кем-то, кому посвящён храм, – пробормотал Снегов.
– Серьёзно? – удивился Хануман и хлопнул его по плечу. – Здесь такое сплошь и рядом! Привыкай!
Праяг не был похож на Индрапрастху. Дома были коричневыми, воздух наполнен ароматом курящихся повсюду благовоний. До слуха доносились мантры и песнопения, по улицам ходили странствующие аскеты, одетые покрывала в цвета охры. Это были садху, как их назвал Хануман – люди, посвятившие себя богам, аскезе, проповеди и отречению от всего мирского.
– Каждый индус в своей жизни может пройти через четыре этапа жизни, - рассказывал Хануман. – Сначала человек должен учиться, таких называют Брахмачарья.
– Так вот, что это было! – воскликнул Руслан. – Сын плотника был Брахмачарья. Мы всё боялись, не едят ли тут их, а это, оказалось, значит «школьник».
Хануман расхохотался.
– Да, Брахмачарья – это ученики. Все дваждырождённые обязаны постигать Веды! Потом, в двадцать пять лет, люди могут взять на себя ответственность за семью. Это Грихастха, в этот период можно любить, рожать детей, наживать богатство.