Первый среди Равных
Шрифт:
На разных этапах Великой революции парижские кафе неизменно играли одну из ведущих ролей.
Уже накануне июльских событий 1789 года кофейни Пале-Рояля, и в особенности кафе «де Фуа», были местами бурных сходок недовольных. Здесь произносили свои зажигательные речи Демулен и Лусталло, здесь же вербовались главные силы «победителей Бастилии».
Эхо борьбы Горы и Жиронды немедленно прозвучало в кафе, некоторые из них, в том числе знаменитое тогда кафе «Корацца», в зависимости от обстоятельств становились штабами то сторонников Бриссо, то единомышленников Робеспьера.
При
После термидора роль кафе не уменьшилась, но появились «кафе демократов» и «кафе аристократов», иначе говоря, убежища «террористов» и логова «инкруаяблей».
«Золотая молодёжь» Фрерона считала своим главным пристанищем аристократическое кафе «Шартр». Здесь «мюскадены» держались подлинными господами: они устраивали свои совещания, выбрасывая на улицу всех, кто не вторил их разговорам или отказывался петь их контрреволюционные куплеты; отсюда же они организовывали вооружённые экспедиции, чтобы задать, по их выражению, «патриотическую трёпку» якобинцам. Именно из кафе «Шартр» отправлялись гнусные манифестации против увековечения памяти Марата; в нём же сколотилась армия бандитов, дважды громившая Якобинский клуб и в конце концов добившаяся его закрытия.
От «Шартра» тянулись нити к другим заведениям подобного рода. В руки «мюскаденов» вскоре попали кафе «Валуа», «Каво», «Аржанс», известное кафе «Прокоп» и даже кафе «де Фуа», некогда бывшее цитаделью первых борцов против старого порядка.
Теснимые «инкруаяблями», демократы долгое время держались за кафе «Отто», затем, потеряв его, переместились в район бульваров, в кафе «Паи» на улице Фавар и в кафе «Жине» близ бывшего Якобинского клуба.
После прекращения белого террора и в первые месяцы Директории демократические кафе снова воспрянули, и главное место среди них заняло кафе «Китайские купальни».
Это кафе во время господства «мюскаденов» успешно выдержало неоднократные осады, и обитатели его, даже в те страшные дни, не пали духом. Хозяин кафе, гражданин Кретьен, человек энергичный и стойкий, недаром при якобинцах был членом Революционного трибунала; он имел всегда в своем распоряжении дюжину здоровенных молодцов, которые столь успешно отражали атаки незваных гостей, что «инкруаяблям» оставалось лишь ретироваться, поглаживая помятые бока и побитые головы, Теперь в кафе Кретьена собиралось одновременно до шестидесяти «вождей» демократов, не считая рядовых патриотов.
К числу постоянных посетителей кафе принадлежали бывший якобинский мэр Паш, бывший финансист Конвента Камбон, бывший военный министр Бушотт, бывшие члены Комитета общей безопасности Амар и Вулан, бывшие генералы Россиньоль и Жавог, а также всем известный Жан Друэ, бывший почтмейстер, некогда задержавший в Варенне Людовика XVI при его попытке к бегству из Франции.
Но конечно же главным авторитетом среди них пользовался шестидесятилетний Вадье, один из столпов Революционного
Во время совещаний, часто затягивавшихся до глубокой ночи и проходивших в боковом зале кафе, Вадье всегда председательствовал; только в случае болезни старика его заменяли Леонар Бурдон или Амар.
Якобинская группа кафе Кретьена, внушительная но числу и пользовавшаяся большим уважением среди санкюлотов, составила как бы второй отряд будущего общества Равных; слившись с потоком, руководимым Буонарроти и Дарте, она с ним вместе и образовала ту огромную, но пёструю массу жаждущих, которая заполняла сад Женевьевы и тесные монастырские помещения, назвав себя Клубом Пантеона.
Формальной датой открытия Клуба стало 25 брюмера (16 ноября), фактически же он начал работать лишь месяц спустя.
Хотя подлинными его руководителями были такие принципиальные сторонники равенства, как Буонарроти и Дарте, крайняя осторожность многих членов (её разделял и сам Гракх Бабёф, находившийся в подполье) привела к тому, что Общество поначалу отказалось от зафиксированного устава, постоянных обязанностей председателя и секретаря, а также от ведения протокола и списка присутствующих, не желая ни в чем напоминать Якобинский клуб, разогнанный термидорианцами. Единственным условием приёма в Клуб была рекомендация двух его членов, что создавало текучесть, открывая доступ случайным людям, появляющимся на одном-двух заседаниях и затем исчезавшим. Но из этого недостатка друзья Равенства всё же сумели извлечь и некоторую пользу: ведя устную и письменную агитацию в рабочих предместьях, они привлекали к участию в заседаниях Клуба новые сотни людей труда, и если к концу брюмера Клуб насчитывал до ста пятидесяти членов, то месяц спустя это число увеличилось в десять раз.
Быстрый рост количества пантеонистов заставил их из верхних этажей монастыря спуститься в обширное подземелье.
Новичка, впервые пришедшего в Клуб, поражала внушительная и строгая картина.
В огромном подвальном зале царил полумрак.
Факелы, распространявшие едкий запах смолы, освещали лишь трибуну, отбрасывая мерцающие блики на лицо оратора и передние ряды слушателей.
Поскольку мебель отсутствовала, члены Клуба устраивались кто как сумеет — сидели на ящиках, на корточках и прямо на полу или же стояли, прислонясь к колоннам и стенам.
А голоса выступавших звучали глухо и глухо басы органа…
К этому времени вполне отчетливо выявились те два направления, которые наметились ещё во время встречи патриотов в начале брюмера.
Одно из них объединяло «людей 89-го года», которых интересовала преимущественно политическая сторона дела, и в первую очередь возможность влиять на нынешнее правительство, чтобы найти себе лучшее место под солнцем. Многие лидеры этой группы даже не пытались скрыть своей солидарности с Директорией; на подобную позицию, к большому огорчению своих прежних соратников, стал и Марк Антуан Жюльен. Другое направление возглавленное Буонарроти, уделяло основное внимание пропаганде догматов Равенства среди широких масс народа. Попеременное влияние каждого из этих направлений приводило к изменчивости общих настроений.