Первый удар. Книга 3. Париж с нами
Шрифт:
Анри признателен за эти слова. Видимо, Полю показалось, что он держал себя слишком уж важно, читал нравоучения, как непогрешимый… Вот почему он сравнил себя с Анри, явно преувеличивая свои недостатки, а может быть, и приписал себе то, чего у него на самом деле нет… Во всяком случае, Анри тронут, очень тронут. Всегда неприятно, когда с тобой разговаривают свысока. А тот, кто критикует, разыгрывая из себя безупречного, обязательно кривит душой. Не так уж он отличается от всех, и к нему относишься с недоверием.
— До чего ж всегда кажется заманчивым принимать
— Все это театр, кино, — прерывает его Поль.
Видимо, он хочет сказать: все это немного преувеличено, в какой-то степени романтика, желание порисоваться…
— Ну хорошо, поговорим о риске: ты думаешь, ты меньше рискуешь, находясь на своем посту? Ты видел, как охранники на тебя лупили глаза? Если бы они могли, они бы тебя зацапали…
— Да и вообще не будем преувеличивать, убить-то ведь никого не убили.
Наступает молчание. Надо наверстать потерянное время, и оба ожесточенно соскребают чешую.
— Ладно… — снова заговорил Анри. — Ты прав, это ясно. Я вел себя по-мальчишески. Будет мне уроком…
Но Поль не сказал: ты, мол, перегибаешь палку. В таких вещах лучше пусть товарищ преувеличит свои недостатки, чем будет возражать против всякой критики. Полю, однако, хочется, чтобы разговор стал более обычным, и он говорит:
— Боже мой, хлебнешь горя с этой рыбой… колючая какая!
— Ты неправильно держишь. Вот как надо! А если поднять плавник, вот тут на спине, то обязательно поколешься… Возьми здесь. Или ты предпочитаешь чистить ракушки?
— Давай. Может быть, с ними я лучше справлюсь.
— Ты любишь сырые ракушки?
— Никогда не пробовал.
— Хочешь попробовать?
— Почему бы и нет.
— А ты умеешь их открывать? Посмотри, как я делаю… держишь двумя пальцами, надавливаешь сбоку. Видишь, она приоткрылась. Просовываешь кончик ножа в щель, смотри, только самый кончик, осторожно проводишь вокруг, между двумя половинками. А вот когда уже прошел почти до конца, ты доходишь до места, где нужно поднажать. Смотри — ракушка сама открылась. Теперь надо отделить нижнюю скорлупу. Ты обводишь ножом — и все. Видишь, целехонькая. Попробуй. Да нет, не пальцами. Прямо со скорлупы сглатывай! Ну как? Нравится?
— Вкусно… — немедленно говорит Поль, чтобы подавить в себе спазму, вызванную проглоченной ракушкой… — Но горьковато…
— Это только доказывает, что они совершенно свежие. Вкус иода.
Так ли это, или нет, но Поль принимает объяснение Анри на веру.
— Еще одну?
— Нет, потом. Нам надо торопиться.
— Ладно. Мы откроем несколько штук заранее, одновременно с устрицами, и съедим, когда сядем за стол.
— У них более определенный вкус, чем у устриц, и они более упругие.
— Но королева среди ракушек — муклада. Ты никогда не пробовал?
— Нет.
— Жаль, что у нас нет сейчас времени. Приезжай к нам, когда будет поспокойнее, мы тебя угостим. Их варят вместе со скорлупой, целиком… А соус получается — пальчики оближешь!
Со стороны могло показаться —
— Понимаешь, — внезапно говорит Поль, — хотя нам и пришлось попотеть с рыбой, в глубине души я рад, что твоей жены не было дома.
— Почему?
Поль отвечает не сразу. Он начинает издалека, с незначительных слов.
— Да так. Мы с тобой познакомились поближе… А кроме того, честно говоря, мне было бы неприятно при твоей жене спорить с тобой, критиковать тебя.
Эта фраза о чем-то напоминает Анри. Но о чем, ему сейчас некогда раздумывать.
— Полетты нечего стесняться. Можешь ей говорить все, так же как мне. Я от нее ничего не скрываю… А ты женат?
— Нет, но…
— Собираешься… Коммунистка?
— Конечно.
— Почему, конечно? Даже если бы она была беспартийная, это еще ровно ничего не значит. Вот Полетта вначале тоже не была коммунисткой, а знаешь, тем не менее…
И все в этом же роде. О пароходе, о демонстрации, о предстоящих делах — обо всем этом говорили не переставая все утро и будут говорить весь остаток дня. Полчаса на завтрак не бог весть что. К тому же они знакомятся друг с другом, как сказал Поль. А это не так уж бесполезно, как может показаться.
Да, что же я собирался рассказать Полетте? Начистоту…
Мы сидели в «Глотке»… Был с нами и Дэдэ. Дэдэ сказал… Ах да, вспомнил. Во мне поднялось что-то вроде ревности. Придется отложить исповедь на вечер. Не при Поле же… Только этого не хватало… говорить, что меня передернуло, когда Дэдэ предложил оставить нам в помощь Поля…
— Знаешь, Поль, я заметил… правильно я тебя называю?
— Да, меня зовут Поль Верье.
— Знаешь, я заметил еще утром, а потом во время демонстрации, ты молчишь в моем присутствии. Как только я бросил руль, ты немедленно взял в свои руки все руководство, словом, встал на мое место, я это видел. А потом снова замолчал. Почему?
Анри пришлось сделать большое усилие, чтобы все договорить до конца. Нелегко задать такой вопрос!
— Это ведь твое дело, а не мое. И мне лучше было молчать.
— Со мной не стесняйся.
— Я не стесняюсь, будь уверен. Отстранился я только потому, что ты, как Дэдэ правильно заметил, знаешь местные условия лучше нас. Если бы я обнаружил что что-нибудь делается не так, я бы тебе сразу об этом сказал. А когда все идет хорошо и я могу придраться только к мелочам, зачем мне вертеться у тебя под ногами? По себе знаю, как это мешает…