Первый удар. Книга 3. Париж с нами

Стиль Андрэ

Все утро Деган метался по комнате, как лев в клетке, и наконец, не выдержав, решил выйти.

— Ты куда? — обеспокоенно спросила Иветта, впервые заговаривая с ним после пятницы.

— Так просто. Хочу пройтись, — кротко ответил Деган и поцеловал ей руку.

Иветта попыталась его удержать, но он нежно погладил ее пальцы и вышел.

Деган говорил правду. У него не было никакой определенной цели. Вообще никакой цели. Собственно, друзей у него нет. Живут они с женой как-то уединенно… Ему просто стало невыносимо от сознания, что он сидит спокойно дома, в то время как в городе такое творится. Он видел, как все население — вернее, лучшая его часть, народ, — высыпало на улицу. На демонстрацию Деган решил не идти. Как же он явится один? Совсем один. На что это будет похоже? Значит,

в сторону биржи труда нельзя идти. А ему очень хотелось посмотреть, как все происходит. Хотя бы издали. Услышать крики, пение, громкий голос толпы, который ветер относит в сторону. Но что о нем скажут, если увидят, как он, словно посторонний наблюдатель, стоит в стороне? Могут еще бог знает что ему приписать. Хорошо бы, кто-нибудь попался по пути, доктор присоединился бы. Все же неслыханное безобразие, что никто, совершенно никто не поинтересовался им… Конечно, дел у них уйма… Наверняка даже так… Эх, встретить бы демонстрацию, когда она пойдет… Сейчас, похоже, они только собираются… Ну, а когда демонстрация двинется, у нее может быть только один путь — к порту…

Деган около часа бродил по уличкам, внушая себе, что он действительно просто прогуливается. Он нарочно выбирал самые длинные улицы, которые уводили его подальше от цели, и убеждал себя не идти в порт. Создавал себе всяческие препятствия и со злорадством думал: ну, старина, собираешься унижаться перед ними, пресмыкаться… Плевали они на тебя, ты для них пустое место, они смеются над тобой… И Деган всячески старался доказать себе, что он в это верит и все обстоит именно так, а не иначе… Если он пойдет в сторону порта, он в жизни себе этого не простит… Размышляя таким образом, Деган сам не заметил, как очутился у префектуры, и как раз в тот момент, когда туда подошла демонстрация.

И когда Анри включил его в состав делегации, доктор сказал — правда, не вслух, а про себя, как бы в наказание себе, и, что самое потрясающее, испытывая при этом прилив острой радости: «Да, вот на это ты понадобился!..»

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

Кресло префекта

На второй этаж префектуры вела натертая до зеркального блеска винтовая лестница, покрытая совершенно новой ковровой дорожкой. Но никто из делегации и не подумал вытереть ноги в прихожей. Теперь оставалось только отнестись к этому юмористически. Хоть часть денег пойдет на оплату полотера, а не на войну… Конечно, рабочие башмаки не сравнить с туфельками Шолле. Он шел впереди чуть ли не на цыпочках, и вся его фигура выражала подобострастие и угодливость. Неужели он думал, что все последуют его примеру? Дудки!.. И только Макс, передразнивая Шолле, выделывал, несмотря на свой стокилограммовый вес, какие-то невероятные па. До чего же неуклюжими и тяжелыми выглядели здесь их подбитые гвоздями башмаки; казалось, они ничего не оставят от всей этой хрупкой и великолепной обстановки. Ну и что из того?..

Все посмеивались над проделками Макса, но в общем-то было не до смеха. Даже среди спокойствия, царящего в префектуре, мысли всех были на улице, с демонстрантами. Сюда доносился только неясный, приглушенный гул и отдельные возгласы — так в тихую погоду пронзительные крики чаек внезапно нарушают равномерный отдаленный рокот плывущего по морю парохода. Отсюда демонстрация сразу стала казаться уже не такой мощной, и все с болью в сердце отрывались от нее.

Отрезанную от толпы делегацию могли арестовать, хотя в общем на это мало было похоже. Рабочие, конечно, полезли прямо в логово волка, но пусть он только попробует оскалить зубы! Страшно не это.

Страшно то, что там на улице могут произойти всякие непредвиденные события, пока руководители демонстрации будут в префектуре, беспокоился Анри. Правда, Дэдэ остался там, с демонстрантами. Анри вовсе не хочет сказать, что он считает, будто Дэдэ растеряется и в случае надобности не примет правильного решения, нет, он вовсе так не думает. Но все же он предпочел бы быть рядом с Дэдэ и самому за всем следить.

Ведь та борьба, которую они сейчас ведут, — кровное дело Анри. Он руководит ею с самого начала, и ему знакомы каждый сучок, каждая шероховатость. Анри окунулся

в борьбу гораздо глубже, чем Дэдэ. Он знает, как шла вся подготовка и каких усилий она стоила. С ним делились своими соображениями докеры, железнодорожники, металлисты, женщины, молодежь. По совершенно незаметным для постороннего признакам Анри может определить душевное состояние людей, поднявшихся на борьбу, так же как моряк чувствует предстоящую перемену погоды… Ветер должен подняться с севера… А вон там скоро хлынет дождь… Хотя странно, птицы не летят к берегу… Это может означать, что… у Анри все происходит так же подсознательно, как у моряка, и так же безошибочно.

Да и сам Дэдэ это чувствует, недаром он фактически отдал бразды правления Анри, как вчера Поль. Сегодня Анри принимал решения и руководил демонстрацией, совершенно не думая о том, что кто-то вышестоящий находится рядом с ним, быть может, именно для этого. Он снова, как при Поле, перестал ощущать неловкость и скованность. Словом, Анри чувствовал себя на своем месте. Конечно, он ничего не предпринимал, не посоветовавшись с товарищами, окружавшими его, но все ответы, которые он получал, совпадали с его личным мнением и укрепляли его уверенность в себе. Анри слушали, к его словам относились с особым вниманием. Дэдэ, сопровождавший его все время, сразу же поддерживал предложения Анри. «Правильно!» — заявлял он без всяких добавлений и одобрительно подмигивал… Нечего и говорить, что уважение, которое себе завоевал Анри среди товарищей, не вызывало у Дэдэ никакой зависти. Он верил в Анри и поэтому ободрял его. Кстати, он меньше всего думал об Анри и о себе. Он просто соглашался с правильными решениями. Случилось так, что именно Анри вносил больше всего предложений и они были самыми дельными. Дэдэ радовался этому, как и все остальные товарищи. И был ему благодарен…

Мысли Анри все время с демонстрантами. Долго так продолжаться, конечно, не может, с минуты на минуту нагрянут охранники. Проклятые охранники!.. Анри даже не успел разглядеть лицо того, который уволок Полетту. Да наверно, никогда его и не увидит. Хотя в общем-то все они на одно лицо. Оно и понятно — там, где у людей глаза, у них каска, а вместо подбородка — ремешок от каски.

Где-то сейчас Полетта? В тюрьме, в женском отделении, а может быть, их посадили всех вместе?

— Ладно, так какие же мы все-таки выдвинем требования? — тихо спросил Анри у товарищей, поднимаясь по лестнице.

— Сперва мы ему выскажем наши соображения по поводу парохода.

— Понятно.

— Но надо вырвать что-то определенное, конкретное.

— Повышение зарплаты, — предложил Робер. — Префект, конечно, заявит, что он тут ни при чем. Хоть это и впустую, — все равно надо сказать.

— Ничего не пропадет впустую, — возразил Макс, шедший за Робером, — все в свое время пригодится.

Макс перешагнул через две ступеньки и нагнал Анри с Робером.

— Кстати, — продолжал он, — обязательно надо потребовать восстановления докерских карточек.

— Вот это правильно! — одобрил Анри. — И еще насчет…

Макс догадался, о чем думает Анри, и хотел его опередить, — у него-то никто из близких не пострадал, — но Анри эти соображения не остановили, и оба в одно слово сказали:

— …арестованных.

— Все это чепуха, — раздраженно говорит Люсьен ко всеобщему недоумению.

— Какая тебя муха укусила? — изумился Макс.

— Арестованных все равно выпустят, не сегодня, так завтра. А все остальное — полная бессмыслица. Зарплата, пароход, докерские карточки — он может нам наобещать с три короба и все останется на словах…

— Ну, а что же ты хочешь? — спросил Анри.

— Почем я знаю! — пробурчал Люсьен.

— Это, конечно, самое сильное соображение! — возмутился Анри, недовольно пожимая плечами.

Все его поддержали. Анри внимательно посмотрел Люсьену в лицо. Товарищ явно растерялся от того, что его не поняли, но не собирается сдаваться. Какие же у него могут быть предложения? Может, он обдумывает, как их высказать? Надо будет по этому поводу с ним поговорить, но потом. Сейчас некогда.

Они добрались до второго этажа и пошли по широкому коридору вслед за Шолле. Пол здесь натерт еще лучше, чем на лестнице, и даже нет дорожки.