Песчаный город
Шрифт:
— Он неподражаем, этот Туаре! — заметил эль-Темин, потирая руки. — Продолжай!
— Это все. Каждый день с тех пор, как я поселился здесь, я выхожу из города раз пять осматривать пустыню. То же делаю и ночью; и тогда пою песню, как мы Условились с Кунье.
— Ты ничего не можешь сказать нам о Даниело? — спросил Барте.
— Могу, — ответил Йомби, сжав кулаки, хриплым голосом, напоминавшим вздохи хищного зверя. — Даниело все в милости у султана; двадцать раз я мог бы… но я помнил ваше приказание!
— Хорошо!.. Он живет во дворце?
— Нет, он выстроил себе прекрасный дом на уединенной улице и живет как каид; он сделался мусульманином.
— Ты знаешь его привычки?
— Два раза ночью я подползал к его дому и уходил тогда, когда мои уши слышали его дыхание.
— Так ты можешь проводить нас к нему?
— Закрыв глаза.
— Надо ждать приказания эль-Темина.
— Любезный Барте, я думаю, что залог успеха в том, чтобы действовать как можно скорее. Лучше теперь же назначить час, и когда он наступит, действовать энергично. Будем говорить по-французски. Йомби и Кунье понимают этот язык, а обоим маврам лучше не понимать наших слов. Конечно, их жадность к деньгам ручается за их молчание, но…
— Вспомним Даниело, — перебил Барте с мрачным видом.
— Мне кажется, что назначив экспедицию на завтрашнюю ночь, во втором часу утра, в ту минуту, когда свежесть атмосферы делает сон крепче, мы поступим благоразумно. Нынешний и завтрашний день мы употребим на ознакомление с местностью, чтобы в случае погони успеть быстро ретироваться. Теперь, прежде чем окончательно остановиться на этом плане, я задам Йомби последний вопрос. Много ли евреев в Тимбукту?
— Только четыре или пять, которых терпит султан, потому что они платят ему огромную подать и выписывают для него из Европы все, что ему нравится. Я слышал, что до этого султана, все евреи, осмеливавшиеся показываться в Тимбукту, немедленно предавались смерти.
— Не слыхал ли ты о Бен-Якубе?
— Слышал.
— Предупреди его, что пришел мавританский караван и привез много европейских товаров, он пожелает посмотреть, и я воспользуюсь этим, чтобы с ним поговорить.
— Не делайте этого, да будет позволено бедному негру подать вам совет, — вы не поговорите и двух минут с Бен-Якубом, как он узнает в вас европейца и выдаст вас султану, чтобы заслужить расположение народа, который не мог еще привыкнуть к присутствию евреев в святом городе, ибо все негры киссуры считают Тимбукту второй Меккой.
— Но один из его марокканских корреспондентов поручился за его честность.
— Не говорите с Якубом, — настойчиво упрашивал негр, — если дорожите вашей головой. Вообще не говорите здесь ни с кем. Здесь продают товар невольники, велите обоим маврам продавать ваш товар, а сами не вмешивайтесь; таким образом на вас обратят не больше внимания, чем на другие караваны. В народе сильное волнение в виду прибытия «Ивонны», и вы будете изрублены на куски, если только догадаются о вашем звании.
— Ты прав, этому риску подвергаться нельзя; при том мне нужен был Якуб только для того, чтобы получить от него сведения, которые ты, кажется, можешь очень хорошо сам сообщить.
— Я второй раз в Тимбукту. Я говорил массе Барте: «Не полагайтесь на Даниело! « И теперь говорю вам: «Не полагайтесь на Якуба! «
— Хорошо! Твой совет во всяком случае благоразумен, мы последуем ему. Отправляйся немедленно в Кабру и дай знать капитану о нашем прибытии; вели ему прислать завтра вечером шестерых матросов, вооруженных с ног до головы и переодетых кочевниками пустыни; пусть они будут здесь в двенадцатом часу ночи. Мы несколько приблизимся к городу, но остановимся с этой стороны, с юга к западу, на дороге к Нигеру.
— А мне вернуться сейчас или с матросами?
— Знают они дорогу?
— С тех пор, как с султаном заключен мир, они все перебывали в Тимбукту; я, впрочем, могу пойти к ним навстречу завтра вечером.
— Возвращайся же как можно скорее. Твое знание страны будет для нас драгоценной помощью. Как ты думаешь, узнает тебя генуэзец, если встретит?
— Я нарочно ходил предлагать ему свой товар, он купил у меня ящик с сигарами, но, увидев меня, не вспомнил ни о чем; я, впрочем, был переодет киссурским кочевником.
— Прекрасно… ты поступал во всем чрезвычайно искусно. Ступай теперь в Кабру и вернись как можно скорее.
Во все время этого разговора Кунье оставался неподвижен, ожидая минуты пожать руку своему старому другу; обернувшись, Йомби приметил его возле себя, и они обменялись тем крепким пожатием, которое заменяет самые горячие слова в минуты волнения.
Слыша, как легко и даже изящно выражается Йомби, доктор, вспомнивший, какой ответ получил от него однажды, когда вздумал его расспросить, не мог опомниться от удивления, и в ту минуту, как Йомби отправился в Кабру, доктор заметил ему:
— Поздравляю, Йомби, во время путешествия вы сделали быстрые успехи во французском языке.
— Масса доктор, — ответил Йомби, — поющая птица указывает свое гнездо! — И он отправился быстрыми и легкими шагами туземных пешеходов по направлению к Нигеру.
Караван приблизился к городу. Эль-Темин велел раскинуть палатки и приказал неграм развьючить верблюдов.
— Теперь, господа, — сказал он своим спутникам, — не отдохнуть ли нам? Два следующие дня будут очень утомительны.
Драма быстро приближалась к развязке.
ГЛАВА V. Тимбукту. — Тайна каравана
На рассвете эль-Темин, его товарищи, Хоаквин и два мавра отправились в город. Со странным чувством, смешанным с любопытством и волнением, вошли европейцы в этот таинственный город, о котором они долгое время имели самые неполные сведения.
— Знаменитому путешественнику Калье, французу, господа, — сказал доктор, — наука обязана первыми верными сведениями о существовании Тимбукту.
— Он выполнил эту задачу один, почти без всяких средств, пешком следуя за караванами, которые каждый год отправляются из Марокко к берегам Нигера, — прибавил Барте.